"Марк Александрович Алданов. Пещера (Трилогия #3) " - читать интересную книгу автора

наблюдателей.
- Это чрезвычайно ценная и оригинальная мысль, - сказал дон Педро. -
Главное бедствие мира - это теперь недостаток товаров. Война истребила их на
долгие десятилетия. Надо удесятерить производство, иначе будет небывалый
кризис, который может кончиться всюду так, как у нас.
- Это, конечно, верно, но я не совсем понимаю... - начал Серизье.
"Все-таки они злоупотребляют нашим терпением, - подумала Муся. - Пусть
он открывает свой банк, я не возражаю, но я не хочу из-за этого банка
умирать от скуки. Экая досада, даром пропадает вечер! А я бы с Серизье
поговорила... Непременно приглашу его к нам, что ж, что в первый раз
видимся?" - решила она и с удивлением заметила устремленный на депутата
взгляд Мишеля Георгеску. Молчаливый молодой человек смотрел на Серизье с
ненавистью. "Неужели из-за того, что он социалист? Какой однако напыщенный
осел этот мальчишка!" - подумала Муся не совсем искренно: ей казалось, что
это очень неглупый, хоть и неприятный юноша. То же говорила ей и Жюльетт, не
любившая своего брата. Мишель обычно был любезен с Мусей и даже как будто
ухаживал, однако не очень ухаживал. С ним вдвоем бывало тяжело. "За весь
вечер, кажется, слова не проронил. Не удостаивает... А уж если что скажет,
то с таким видом, точно хотел укусить. Комары бывают такие: не жужжит и
вдруг укусит. И лицо неприятное... В романах о таких пишут: "в его лице было
что-то хищное и низменное..." Хоть хищного в нем собственно ничего нет. Омут
без чертей..." Муся оглядела Мишеля с ног до головы, выдержала его
насмешливый взгляд и отвернулась, изобразив на лице полное равнодушие и
отогнав мысль о романе с Мишелем. "Совсем Мессалиной стала в воображении, -
тревожно-радостно подумала она. - Пока только в воображении... А этот юноша
ломается под нехорошего молодого человека из честного идейного романа..."
- ...Но каковы же будут взаимоотношения между этим банком и
государством?
- Вот, наконец-то, вы попали в мое слабое место, - сказал озабоченно
мистер Блэквуд. - Это самое трудное Государство дает деньги, оно назначает
членов правления банка и его председателя. Какова будет их зависимость от
правительства? Сменяемы ли они или несменяемы? Перед кем они ответственны?
Как здесь уберечься от осложнений? У меня в проекте есть несколько вариантов
конституции банка, все предусмотрено, все, - успокоительно добавил он. - Но
главное, конечно, чтоб председатель банка был настоящий человек, человек со
светлой головой и с независимым характером. Он будет, разумеется, получать
огромное жалованье. Однако нужно подобрать такого человека, для которого и
жалованье не имеет значенья.
"Вот куда, шельма, метит!" - с удовольствием подумал Нещеретов. Ему,
наконец, стало ясно, чего хочет мистер Блэквуд со своим нелепым проектом.
"Огромное жалованье, и уж по части доходцев на таком посту лафа: что ни дело
"в интересах национального целого", то мне пожалуйте учредительские паи.
Чтоб и я, мол, как служащий банка, был заинтересован в деле. Понимаем", -
подумал он. И вдруг им овладела злоба. Все то, что он строил годами в
России, сорвалось, так глупо сорвалось, пошло прахом без всякой сшибки с его
стороны. "Если б не революция, через пять-шесть лет было бы сто миллионов.
Что ж теперь? Начинать все сначала, в новых непривычных условиях?.." Он этих
условий не осуждал. Здесь все было так откровенно продажно, так подтверждало
его общий взгляд на людей, на дела, на жизнь. Нещеретов, не занимаясь
философскими вопросами, считал себя дарвинистом; однако теорию Дарвина он