"Марк Александрович Алданов. Пуншевая водка (Сказка о всех пяти земных счастьях) " - читать интересную книгу автора

молодого лаеша Хапило выучился плясать, адски хлопая себя по сапогу, - у них
и сапоги были необыкновенные: красные, зеленые, желтые. Старался и петь как
они: одновременно голосом, улыбкой, выражением лица, плечами,
подтаптыванием. Впрочем, лаеши хохотали, глядя и слушая, как он пляшет и
поет по-ихнему; он сам чувствовал: то да не то.
______________
* Цыгане. (Автор.)



У подъезда перед кабачком стояли великолепные сани, запряженные цугом
четверкой вороных лошадей с красными бантами, с красной сафьянной сбруей, с
золоченым набором. Михайлов прошел со двора, через кухню, во вторую комнату.
Там закусывали люди, очевидно, из этой кареты: бритый, пудреный, с косою,
кучер в бархатном кафтане, гайдук, одетый гусаром, бегун, в бархатной
шапочке с кистями и, как лошади, с бантом на голове. Их господам все носили
в залу дорогие блюда: похлебку из рябцев, кронштадтских ершей с пуре,
сладкое ягнячье мясо, а также бутылки замороженного шипучего французского
вина.
Михайлов сквозь приотворенную дверь заглянул сочувственно в господскую
комнату. За уставленным бутылками столом ужинали молодые офицеры, все, как
на подбор, огромного роста и красавцы. Они были похожи друг на друга, как
братья, но и среди них выделялся один: совершенный великан, необыкновенно
грозного вида, с лицом настолько страшным, что людям невольно хотелось
поскорее отойти от него подальше. Он пил бокал за бокалом, видимо, нисколько
не пьянея. Против него саженях в трех, у стены, скрестив руки, более темные,
чем лицо, неподвижно, как столб, стоял старый большой лаеш в белой рубахе с
золотым позументом, в зеленых сапогах, без гитары, ничего не делавший, даже
как будто ни на что не смотревший, и все же совершенно необходимый другим;
два лаеша вполголоса пели, глядя не на публику, а друг на друга, точно
сообщая один другому о чем-то, - и вдруг в их напевный разговор врывалась
красивая горбоносая лаешка, и все переходило в общий дикий хор. Хапило, не
прекращая ни на секунду игры, ловко перебрасывал и ловил свою отделанную
накладкой гитару. Великан за столом, без следов улыбки, хлопал в такт
огромными страшными руками, не спуская неподвижных глаз с молодой лаешки.
Закусывая, Михайлов разговорился с людьми. Узнал, что офицеры в самом
деле братья; фамилия у них была обыкновенная, не княжеская, неизвестная.
Бегун вполголоса добавил, что господа пускают пыль в глаза: именья мало, а
денег, бывает, и совсем нет.
Лаеши пели до поздней ночи, и до поздней ночи в господскую залу носили
вино. Михайлов вначале пил пуншевую водку. Она стоила дорого, и ею он новых
знакомых не угощал. Хотел было купить в дорогу хоть одну бутылку, - знал,
что этой водки нигде, кроме столиц, не найти, - но раздумал: что ж одну
бутылку брать с собой? Все равно до первой станции. С полуночи он стал пить
дешевый взварец из вина, пива и меду с кореньями, потчевал им других и часам
к двум уже был почти пьян: под доносившееся из залы дикое пение, хлопанье,
топот, обнимался с бегуном, плакал и говорил, что уезжает надолго, а, может,
и совсем не вернется: посылают очень далеко, к ссыльному. На вопрос же
бегуна, какой-такой ссыльный и где живет, Михайлов отвечал загадочно,
отчасти, чтобы придать себе интереса, отчасти из любви к присказкам и к