"Марк Александрович Алданов. Могила воина" - читать интересную книгу автора


Пока камердинер бегал за водой, Александр Павлович устало сидел на
грубо сколоченном некрашенном табурете, рассеянно глядя на чужие,
дешевенькие, непривычные вещи: пожелтевший рукомойник, кувшин, щетку,
сломанный гребешок. Окно туалетной комнаты выходило в садик, там были
какие-то неизвестные, залитые ярким светом, деревья. Все было и приветливо,
и странно, и чуждо до жуткости. "Здесь своя жизнь, чужая непонятная жизнь
чужих непонятных людей. И если я ничего не знаю у себя дома, если я не знаю,
что мне делать в России, как я могу вмешиваться в дела этих людей, или
греков, или турок? Может быть, они так гораздо счастливее меня, и лучше
ничего нигде не трогать?..." - "Сейчас согреют, ваше величество", - сказал
камердинер, торопливо входя в уборную с бритвенным ящиком. Царь вдруг
вспомнил о ноже лорда Кэстльри, вздрогнул и принял твердое решение больше ни
во что не вмешиваться. Все равно все будет неожиданно, не предусмотрено, не
предвидимо, как этот потерянный и так странно найденный нож.
В ожившем доме шла суматоха. Слуги разбирали дорожные шкатулки,
чемоданы, погребцы, ставили, к изумлению садовника, самовар, заваривали воду
в кофейниках. Времени было достаточно. Государь приказал его не ждать: он
ничего не ел до обеда. Волконский угощал всех "чем Бог послал". Бог послал
много хороших вещей, в их числе купленное в Вене старое венгерское вино.
Когда Александр I, в австрийском мундире, с орденом Марии-Терезии,
вошел в комнату, уже названную "синей гостиной", от прежней вялости и скуки
не оставалось ничего. Австрийский генерал откровенно говорил, что Верона,
несмотря на исторические дворцы, городишко дрянной и что на развлечения
больших надежд нет. - "Что ж, нам со скуки пропадать?" - спрашивал с
негодованием Меншиков, - "отчего нельзя было устроить этот проклятый
конгресс в Вене, как тогда? Они нарочно стали выдумывать один город хуже
другого: Аахен, Лайбах, теперь Верона". - "Если б моя воля, я назначил бы
конгресс в Париже, в Палэ-Ройале", ответил австриец с улыбкой и встал,
увидев в дверях царя. - "Угодно ли будет вашему величеству выпить рюмку
венгерского?" - нехотя спросил Волконский, зная заранее ответ. - "Не
угодно... Что, кажется, я ничего не напутал?" - обратился Александр I к
австрийскому генералу. Тот поспешил ответить, что все совершенно исправно и
что ни один австриец не мог бы носить этот мундир лучше. - "Необыкновенно к
лицу вашему величеству", вставил Чернышев. - "О, льстец", - по-русски
воскликнул Меншиков, - "прошу вас, не верьте, государь: не может этот
скверный мундиришка быть вам к лицу так, как наши. Почтальон все врет, точно
сочиняет батальную реляцию". - "Кажется, венгерское с утра действует
особенно приятно", - сказал, тоже по-русски, государь. - "Петр Михайлович,
запиши имя хозяйки дома". - "Уже, уже записано", - скучающим тоном отозвался
Волконский. "Верно, приласкает эту лавочницу дорогим презентом, кого он
только не приласкивает?" - "Ее зовут Буттарини. Госпожа Буттарини tout
court". - "Это Палаццо Буттарини, государь. Пятнадцатого века до Рождества
Христова!" - сказал Меншиков.
Ровно в двенадцать поезд подошел к Веронской заставе. Заиграла музыка,
послышался дикий крик командира, войска отдали честь. Царя ждали австрийский
император, прусский король, еще короли и принцы. Александр I вздохнул и
заключил в объятия сначала императора Франца, потом прусского короля, потом
других королей, впрочем не всех: некоторым только протягивал обе руки, или
даже одну руку. Сказав все, что требовалось, пройдя вдоль почетного караула,