"Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов. Семенов-Тян-Шанский ("Жизнь замечательных людей" #415) " - читать интересную книгу автора

самоубийством. Трагический жребий выпал младшему брату. Он вышел в соседнюю
комнату и застрелился.
Или же старый помещик Николай Дмитриевич Свиридов. В мрачном доме его
всегда стояла тяжелая тишина. Прочно закрыты ставнями окна, на замках
бесчисленные двери. Ни женского голоса, ни детского крика. Слуги ходят на
цыпочках. На паркетных полах, на раззолоченных, но уже облупленных креслах
валяется хлам. Старый барин шляется по задворкам и свалкам, собирая всякую
дрянь, выброшенную крестьянками. Сортирует, отбирает, несет в дом. И хранит
свои сокровища в парадных залах. Он морит голодом самого себя и своих
крепостных. Из года в год ест только картофельную похлебку и заплесневелые
ржаные сухари. Его подозрительность невыносима, скупость чудовищна. Старик
одевается в длиннополый сюртук, который держится лишь на одних заплатах.
Морщинистое лицо повязано бумажным платком с порыжелым портретом Наполеона,
на ногах опорки, в руках палка с железным наконечником, чтобы легче
переворачивать мусор.
Как-то старый помещик зазвал маленького Семенова в свой дом, угостил
заплесневелым вареньем и неожиданно открыл дубовый шкаф.
- А здесь я держу своих "старушек", - засмеялся Николай Дмитриевич
хрипло и радостно. - Только смотри никому не говори, что я тебе показал. У
меня уже сто "старушек" и в каждой - по тысяче целковых...
На двух полках лежали "старушки" - пачки ассигнаций, перевязанные
веревочками, на остальных - тугие мешочки, по-видимому, со звонкой монетой.
У скупого старика были незаконнорожденные дети от крепостных служанок.
На детей он смотрел как на крепостных. Лишь незадолго до смерти отпустил он
своих детей на волю, приписав в мещане.
По торжественным дням Свиридов являлся в усадьбу Семеновых. Одетый в
старинный синий из грубого сукна фрак, садился на кончик стула у чайного
стола. С особенным благоговением принимал чашку чая и тут же воровал со
стола сдобные булочки, пряча их по карманам.
Выражался и писал Свиридов очень витиевато.
- Чинишко у меня самый маленький, дрянненький, я - коллежский
регистратор Николай Дмитриев, сын Свиридов, - рекомендовался он.
"Ваши пернатые в ночь на двадцатое августа произвели злостное нападение
на мою усадебную оседлость и, учинив жестокую потраву, истребили зеленые
глубусы, именуемые арбузами, от коих у меня остались одни объедки", - писал
он отцу Петра Петровича.
Петр Петрович печально усмехнулся. "Мне никогда не приводилось
встречать в жизни человека, более приближающегося к гоголевскому типу.
Плюшкин восстановил в моей памяти моего знакомца Николая Дмитриевича с такой
жизненной правдою, как бы Гоголь прямо списывал с натуры свой тип с этого
старика...", - писал позднее Петр Петрович.
Память его воскресила бабушку Анну Петровну Бунину. Она имела большое
поместье Комаровку, где по-своему хозяйничала, занимаясь нелепыми затеями.
Бабушка учила своих мужиков садить груши-бергамоты, разводить породистых
собак. Семенную рожь, как барскую, так и мужичью, по приказу бабушки
вывозили на базар. Наступало время сева, а мужики в поле не выезжали.
Бабушка призывала старосту и начинала выговаривать:
- Время приспело сеяться. Почему мужики лодырничают? Ах вот как, нет
семян? Выдай мужикам сто четвертей ржаной муки. Пусть немедленно сеют...
Приказание Анны Петровны исполнялось. Мужики, посмеиваясь и чертыхаясь,