"Леонид Алехин. Побег Крамера" - читать интересную книгу автора

ее рук. - Очень мило, что ты пришла меня навестить. Надеюсь, заглянешь
как-нибудь еще.
Еще больший сюрприз - она громко всхлипывает и под вой сирены выбегает
за дверь. Я остаюсь стоять в спасительном полушаге от границы. В одной руке
банан, другой я задумчиво скребу в затылке. Да. Да-а.
Мне послышалось, или она и правда сказала "прости"?
Перед тем как улечься спать, я долго и яростно мастурбирую. Смотрю при
этом прямо в стеклянный глаз камеры. Ну, что, солдатики, интересно? Может,
еще на пленочку записываете, для истории, так сказать?
Громко и нецензурно выругавшись, я плетусь в свой угол и с размаху
валюсь в спальную нишу. На душе у меня препаскудно. От гадкого чувства
недоговоренности хочется биться головой об пол. Или о дверь, закрывшуюся за
спиной Лидии.
Уверен - теперь навсегда.
Сон ко мне не шел. Скрючившись в нише, я крутил в руках желтый банан и
думал о всякой ерунде. Решил все-таки его сожрать, чтобы отвлечься.
Собравшись отчистить фрукт от кожуры, я остановился. Еще раз
внимательно оглядел банан. Изменил позу, закрыв его своим телом от
возможного подглядывания сверху.
Очень интересно. Кто-то аккуратно вскрыл кожуру (например, острием
скальпеля), а потом смазал разрез биологическим клеем, предназначенным для
сращивания тканей. Весьма хитроумно. И зачем такие уловки?
Я бережно отделил приклеенную дольку кожуры и обнаружил под ней
сложенную записку. Продолжая делать вид, что я интересуюсь бананом, я
развернул ее. И прочел несколько строк, написанных твердым бисерным
почерком.
Тебе не надо было пугать профессора. Теперь он заодно с Бауэром. Я
ничего не могла сделать. За тобой придут утром. Прости. Твоя Л.
Задумчиво пережевывая записку вместе с бананом, я поражался женской
непоследовательности. Что означает "утром", для узника который не носит
часов и вместо солнца и луны видит круглосуточно один лишь неоновый свет?
Все равно, спасибо Лидия. Я буду помнить о тебе.
На этот раз мне не снилось ничего.
С третьей попытки мне удается забросить банановую кожуру на камеру,
так, чтобы она закрывала часть обзора. Провисев там полминуты, она падает
вниз, но я остаюсь доволен. Теперь я готов к дальнейшим забавам.
Под неизменный аккомпанемент сирены и в сопровождении дюжего охранника
в моей камере появляется один из главных участников моей трагедии.
На нем как всегда безупречно отглаженный китель, брюки, фуражка,
надвинутая до самых бровей, и воинственно выпяченный подбородок.
Достойный потомок многих поколений штурмбаннфюреров и обер-ефрейторов.
Переметнувшийся под другие знамена, но не утративший наследственной
выправки, садистских наклонностей и всех комплексов представителя "избранной
расы". А также громового голоса, которым хорошо шугать новобранцев и
штатских в белых халатах.
- Вот, уродец, - говорит полковник Бауэр, военный куратор Проекта, не
утруждая себя ненужными приветствиями и любезностями. - Зашел лично с тобой
попрощаться.
- Очень любезно, полковник, - я обращаю внимание, что дверь за
охранником осталась открытой. - Вас переводят? Надеюсь с понижением?