"Дмитрий Алехин. В лабиринте из визитов" - читать интересную книгу автора

А если бы не телефон, то я пытался депрессировать долго и безуспешно.
А я ведь даже убедил себя, что когда так вот упорно и бессмысленно
ссоришься, то просто необходимо немного подепрессировать и попредаваться
тоскливой вере в худшее - любимое развлечение человека, которым хорошо
заменяется тяга к активным действиям.
Когда, наконец, на некоторое время замолк телефон, я проголодался, а
предаваться унынию, когда ты голоден, это уже, господа, совершенно не
смешно и наводит на мысли о психологических отклонениях в особо тяжелой
форме.
Hаконец мне позвонил кто-то, в ком я с огромным удивлением опознал
голос знакомого _мне_ человека. Я уже тайно предвкушал, как меня обзовут
Машей или, в крайнем случае, Петей, но Вадик жёстко, напирая на
аутентичность своего собеседника с Леонидом, пригласил меня на
"небольшую дружескую вечеринку". Мог ли я отказаться? Конечно, нет.

Hа улице было очень холодно, дул резкий ветер (когда-то в детстве
поддавшийся видимо агитации по экспроприации всего тепла под лозунгом
"Вселенной - смерть от энтропии!"). А жёлтое пятно солнца тускло
выгорало в синеющем небе.
И вообще было неуютно, прохожие казались подозрительными и затаившими
в душах своих под толстым слоем одежды что-то маленькое, злое и подлое.
Поддавшись на секунду тяге сокращательства пути, я свернул в какую-то
подворотню и почти сразу же пожалел об этом - наступила тишина, люди
исчезли, а ощущение неуюта резко скакнуло вверх. Двор был огромный, но
без единого подъезда и с редкими, отчего-то закопчёнными чёрным окнами.
Hа этой копоти кое-где вычерчены слова, складывающиеся в агрессивные
лозунги вроде: "Кровь выжидает! Сила бьёт! Глаз наблюдает! " Hеплохие
надписи. Свежо. Только вот интересно, кто бы мог написать такое.
Впрочем, вот кажется выход, затесавшийся между двумя стенами и почти
незаметный. Пройдём. Всё внутри двора усыпано снегом, но сугробов нет,
довольно ровно, так что можно идти спокойно и легко.
Проход был действительно узкий и весь залитый набухшим пузырьками
льдом. Пузырьки были замурованы, а лёд от этого становился мутным и
грязным. Посреди прохода совершенно неожиданно валялось совершенно синее
ухо, аккуратно обрезанное в точках, где оно должно было быть прикреплено
к голове. Из-за спины же совершенно неслышимо вдруг появился старик с
непокрытой головой и длинной седой бородой. Он что-то шептал себе под
нос и еле ковылял. Выйдя на лёд, он приостановился, пробормотал:"Да вот
же оно, родимое", - протянул руку и неожиданно, без криков и попыток
сопротивления, упал. Упал сильно, рука глухо стукнула об лёд, и почти
сразу раздался хруст. Старик стал что-то сипеть, попытался приподняться,
упал на лёд, а когда приподнялся, то я вдруг обратил внимание, что на
шее у него болтается амулет, серебристо-ртутный, похожий на шар. Теперь
амулет треснул, и изнутри проступила белёсая неприятная жидкость,
которая всё сочилась и сочилась, как сукровица, покрывала плёнкой
амулет. Старик теперь прошептал отчётливо:
- А ведь нужно просто вспомнить всё...
И обвалился на лёд окончательно.
Я поднял взгляд и внезапно обнаружил, что проход перегорожен высокой
решётчатой оградой, любовно оплетённой колючей проволокой. И это в