"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автора

- Когда он уехал, в больнице потускнело. Его заместитель был неплохим
хирургом. Но делалось все по стандарту, от и до. За трудное он не брался.
Приговоренные к смерти умирали. Приговоренные жить калеками оставались
калеками. Мы - то есть я с одной тоже совсем молодой медсестрой - написали
Алексею Платоновичу и, получив его разрешение, приехали в Самарканд, чтобы
с ним работать.
Она помолчала, разожгла потухшую папиросу и с дымом выдохнула:
- Да-а, если бы после моего ранения, в сорок третьем, я могла бы
добраться до Коржина... - и умолкла, не договорив.
Когда записывались ее воспоминания, у пишущего возникали мысли по
поводу прошлого и настоящего, молодости и старости, а потому были
пропущены и, может быть, не совсем точно восстановлены некоторые слова
Коржина. И если есть кто-нибудь, кто может это заметить и кого это
покоробит недостоверностью, пусть знает - не ее в том вина.


Более ранние следы

- Кто вам сказал, что он был учителем в женской?
Вранье это. В нашей он учил.
Это говорит сухощавый пенсионер с густыми вихрами, чем-то сильно
огорченный, может быть не раз, но навсегда. В ту пору - одиннадцатилетний
сын поломойки Самаркандской мужской гимназии.
- Не ошибаюсь ли? Никак нет-с. Не могу ошибиться, потому что забыть не
могу, как хлопотал он, чтоб меня в ту гимназию приняли. К тому уже шло. И
- не дали ему дохлопотать.
Было это в тысяча девятьсот шестом. Отмечали в Самарканде годовщину
Кровавого воскресенья. Бастовали рабочие и железнодорожники. Устроили они
панихиду по тем, кто мирным, праздничным шествием, с открытой душой шли к
царю за милостью, а получили... Да что говорить! Известно, что получают,
когда с открытой душой идут к царям.
Я пробрался на ту панихиду - на вокзале была. Речи тогда говорили
ясные. Мальчишкой я их понимал. Слезы не у одних женщин видел, сам плакал.
С панихиды двинулись все по городу, запели "Вы жертвою пали...". Вижу,
к шеренгам Коржин примкнул со старшими гимназистами. Петь он не пел, зато
гимназисты с ходу голосов добавили и слова куплетов точно знали.
По велению генерал-губернатора многих вечером арестовали. Коржина тоже.
Его - еще и за уроки по естествознанию на лоне природы, где находил он
время объяснить, что молодым людям, ежели они честные, нельзя не
поддержать того, что справедливо. Считал Алексей Платонович Коржин, что
это вполне входит в естествознание.
Вскоре выпустили его на волю. Только - с волчьим билетом. А это такая
воля, что ни в одном городе не разрешается жить дольше трех месяцев. Не
стал Алексей Платонович нигде жить ни трех месяцев, ни даже одного.
А пошел по земле - поближе, с пешего ходу на жизнь посмотреть. Далече
он дошел - до Белоруссии, где жил когда-то мальчишкой. Беду на беде
увидел. Тьму-тьмущую хворых без помощи. Не то что доктор - фельдшер за
сотню верст, за морем синица. Вот отчего он второе высшее образование
решил получить и в Москве медицинский факультет окончил. Сам мне так
объяснил. Через тринадцать лет свиделись...