"Виктор Алещенко. "Футарк*, или 25 шагов к преображению..." - читать интересную книгу автора

оставшиеся стоять в моей прихожей, я просто сжёг в печке.
Как в допотопном детективе.
Ну, посудите сами, как можно было рассказать кому-нибудь о том, что
произошло на самом деле. По меньшей мере посчитали бы ненормальным.
Потом... Потом ко мне с обыском явилась полиция. Но, как и следовало
ожидать, они ничего подозрительного не нашли. Да и что они могли
обнаружить предосудительного? Черную деревянную палочку, украшенную
резьбой?
Единственным компроматом на меня мог бы стать мой компьютер, но его я еще
до всей этой истории очень удачно сбагрил так, что следов не найдут. А
перед состоявшейся сделкой постарался сделать всё для того, чтобы помешать
восстановить его содержимое.
После обыска за мной установили слежку... Каково? Приятно, правда?
Моя значительность в своих собственных глазах всё возрастала.
Хотя, честно говоря, моё состояние было наиомерзительнейшим. Не столько
из-за свалившихся на меня неприятностей, сколько из-за того, что я
всё-таки любил (наверное) этого маленького поганца, если всё время только
и думал о том, что же с ним случилось и где он находится...
Я почему-то ни на йоту не подвергал сомнению то, что он жив. Но где он
находился?
Лучшее, что я мог сделать - это затаится. Взял отпуск за свой счёт, и,
благо, что несмотря на всё удивление шефа из-за отсутствия с моей стороны
внятных причин и аргументов такого поступка, он согласился.
Я перестал выходить из дома, совершая лишь редкие вояжи в магазин за
продуктами.
Затаился, как загнанный зверь в своей норе, забившись в самый дальний
угол, и почти не дыша...
Хотя, разве мне было чего бояться?
Глупо как-то...
Но, по большому счёту, было... И я боялся... Чуть не до дрожи в коленках.
Эта деревяшка превратилась в мой насущный кошмар, с которым я не знал как,
да и не хотел бороться. Или просто набирался терпения и решимости? Кто
знает...
Даже сам себе я боялся в этом признаться.
Я обложился книгами и читал старые и добрые истории, известные почти
наизусть.
Через две недели такого кошмара снова появилась мать Коэна, и,
разрыдавшись, сказала, что она давно подозревала, что меня с её сыном
связывали далеко уже не только дружеские отношения.
Она попыталась обвинить меня в его исчезновении, но потом, когда её
истерика прошла, сказала:
- Извини, Элик... Ты в этом не виноват... Видно это судьба...
А после, уже стоя в дверях и прощаясь, добавила:
- Прости меня... Я просто обыкновенная мать... Я забыла, что ты любил его
не меньше... или даже больше меня... Мы любили его оба - ты своей, а я
своей любовью... И, боюсь, что тебе теперь ещё хуже, чем мне... Прости...
Она погладила меня по голове и исчезла в темноте наступившей ночи.
Что ж... Она была права... Где-то... В чём-то...
Если я вообще-то способен кого-то любить, кроме себя...
Я стоял и смотрел на своё отражение в зеркале.