"Петр Алешкин. Месть тамбовского волка" - читать интересную книгу автора

продолжал дрожать.
- Да... Сына выволокли во двор... Уши отрезали, нос, потом
прикончили...
- Почему тебя не тронули? - верил и не верил чеченцу Плужников.
- Мне они сказали, чтоб я всем передал... так будет с каждым
милиционером, с его семьей... Я похоронил сына и ушел с семьей к родне, в
горы... Два месяца я караулил Хазбураева. Наконец Аллах помог мне... Трое их
было. Тех, двух, я сразу... А Хазбураев должен был знать чья рука привела
его к смерти... Я ранил его сперва... Потом я потихоньку отрезал у него уши,
нос, каждую минуту я отрубал ему по пальцу... отрезал руки... Когда у него
кончилась кровь, я отрубил ему голову... Потом отнес все... к отцу его во
двор, чтоб посмотрел он какое исчадие родил...
Николай Плужников, продолжая дрожать, быстро, резко повернулся и пошел
прочь от чеченца. Вскоре его нервные шаги затихли в ночной тишине. Ахмет
снова опустил голову на грудь, снова стал молиться. Потом поднял голову,
начал с тоской осматривать при лунном свете берег реки Вороны, где ему
придется остаться навсегда.
Тихо тут. Быстрое течение Вороны еле слышно шелестит камышом. Из
недалекой, видать, деревни доносится крик петуха, ленивый лай собаки.
Тоскливо, тяжко было оттого, что лежать ему придется на чужбине, в чужой
холодной земле. Что будет со снохой? Неужто этот омоновец исполнит свою
угрозу? За какие грехи ссудил Аллах ей такую долю? Он-то ладно. Он грешил
немало. Ему за дело, видать. А за что ей, невинной овечке? Ахмет дернулся
несколько раз, пробуя, нельзя ли освободиться. Крепко, умело привязал его
Плужников. Шевельнуться невозможно. Если бы какого-нибудь рыбака, привел
сюда Аллах. Можно было бы крикнуть ему, позвать на помощь. Обостренным
слухом Ахмет услышал шаги. Один человек идет. Может, рыбак? Ведь омоновец
должен привести с собой сноху и ребят. А это шаги быстрые, торопливые, шаги
одинокого человека. Крикнуть ему, позвать, но он и так приближается сюда.
Человек показался среди деревьев. Ахмет узнал Плужникова. Он был один, в
руках у него белый пакет. В нем было что-то тяжелое. "Голова снохи!" - с
ужасом подумал чеченец.
Николай Плужников молча подошел, вытащил из пакета газету, расстелил
перед Ахметом и стал выкладывать на нее помидоры, куски колбасы, сала, хлеба
и две бутылки самогона. Потом достал охотничий нож, одним движением разрезал
веревку. Повернул к себе спиной чеченца и стал в полутьме искать ключом
замочную скважину у наручников. Никак не мог попасть в нее дрожащими
пальцами, и все шептал, шептал:
- Потерпи, Ахмет! Погоди, потерпи, Ахмет, потерпи!
Через час, перед рассветом, когда луна ушла в лес, скрылась за
деревьями, и сразу потемнело, несмотря на то, что на востоке небо уже
светлело, раздвигалось, они, сидя рядом под березой, прислонившись к стволу,
положив друг другу руки на плечи, запели песню, которую знали с детства, со
счастливых времен застоя. Они пели о том, как широка их страна родная, как
много в ней лесов, полей, гор. Они пели, что никакой больше страны не знают,
где бы так вольно и легко дышал человек, что жизнь в этой стране привольна и
широка. Песня их неслась через реку в Кавказские горы, пролетала над полем,
над деревней.
Две доярки по дороге на ферму долго, с тяжкой томительной тоской
прислушивались к песне, принимая ее за волчий вой. Они не догадывались, что