"Наталья Александрова. Три мужа и ротвейлер" - читать интересную книгу автора

трубку прямо в кабинете, не оставляя Луизу одну ни на минуту. Я звонила Юрию
Ермолаичу с целью выяснить, что за штучка эта Луиза, но оказалось, что он
уехал в Штаты на полгода читать лекции в Калифорнийском университете.

***

В то же утро после происшествия в Сосновке я с радостью сообщила Луизе,
что она может забрать свою статью. Луиза выразила желание прийти немедленно,
еле-еле я уговорила ее подождать до вечера, мне хотелось все же немного
потрудиться над Бельмоном, потому что приход Луизы уж точно выведет меня из
себя, и работать потом станет невозможно. Луиза достала меня окончательно,
вот уже в тихом Сосновском парке мерещатся мне страшные убийства немолодых
элегантных женщин.
Работа над Бельмоном так меня захватила, что я совершенно не заметила,
как прошел день. Заболели глаза, и я услыхала обиженные подвывания Горация.
Когда пес его размеров и комплекции не лает, не рычит, а тонко подвывает,
это странно, но я знала - так Гораций сообщает, что ему срочно и уже давно
нужно прогуляться. Я взглянула на часы и ахнула Гораций имел полное право на
меня обижаться.
- Прости меня, Гораций! - искренне расстроилась я.
"Что с тебя взять, с растяпы", - говорил его взгляд.
Хоть и выяснилось, что все, случившееся в Сосновке утром, мне
показалось, желтую полицейскую куртку я почему-то не решилась надеть, а
накинула мамин старый плащик, который она использовала, очевидно, с той же
целью - для собачьих прогулок. Гораций так торопился, что даже обрадовался,
что я не потащила его в Сосновку. Мы быстренько пробежались по пустырю возле
дома и отправились домой. Возле лифта стоял мужчина - вроде бы я его уже
видела на нашей лестнице пару раз, - очень аккуратный, весь
отглаженный-отутюженный, коротко подстриженные светлые волосы с чуть
заметной сединой, а лицо такое.., как бы обесцвеченное: очень светлые брови,
очень светлые глаза.
Мой дуралей Гораций вообще-то не слишком игрив - все-таки возраст
солидный, да и комплекция не та, и вообще ротвейлеры по природе своей скорее
флегматики, но тут он то ли не догулял, то ли еще что ему привиделось, но
только он вдруг с радостным лаем подбежал к этому белобрысому и встал
грязными лапами на его девственно чистый светлый плащ. Сначала я онемела от
неожиданности, потом потянула Горация за поводок, но пес стоял насмерть.
- Да оттащите же его! - прошипел белобрысый.
Не могу сказать, что он испугался, держался он спокойно, многие бы на
его месте перетрусили: здоровенный ротвейлер, прыгающий лапами на грудь -
это не для слабонервных. Пока я возилась, Гораций успел пару раз переступить
лапами по плащу, и теперь белобрысый был вымазан основательно.
- Да что же это такое! - закричал он и оттолкнул Горация.
- Простите нас, Гораций вообще-то очень воспитанный, - каялась я, но
голос мой звучал неуверенно.
- Я вижу, - с сарказмом отозвался белобрысый.
- Может, я смогу что-нибудь сделать с плащом? - неуверенно проговорила
я.
- С плащом сможет что-нибудь сделать американская чистка, -
наставительно произнес белобрысый.