"Наталья Александрова. Фантазии офисной мышки" - читать интересную книгу автора

все три раза мне становилось плохо, настолько плохо, что я едва не теряла
сознание.
Потому что этот запах напоминал мне тот самый эпизод из далекого
детства, эпизод, который я старалась загнать как можно дальше в подсознание.
Полуразрушенный дом, хруст битых стекол и кирпичной крошки под ногами и
страшный человек с лопатой в руке... он бросает эту лопату, и его руки
сжимаются на моем горле... в глазах у меня темнеет, я почти не могу дышать,
но когда вдыхаю - чувствую его запах, запах мужского одеколона, смешанный с
запахом агрессии, ненависти и страха...
Так вот, сегодня, оказавшись рядом с Меликхановым, я почувствовала тот
же самый запах.
Нет, разумеется, он пользовался совершенно другим одеколоном.
Но под этим парфюмерным запахом, под его свежим, смолистым, энергичным
покровом, под ароматом дорогого табака и ирландского виски прятался тот,
давний запах. Так за темной бархатной портьерой прячется убийца, и только
чуть заметное колыхание тяжелой ткани выдает его присутствие.
Где-то я читала, что обоняние лучше всех остальных чувств пробуждает
воспоминания. Что представители разных первобытных народов - американские
индейцы, австралийские аборигены, лесные жители Филиппин - на память о
важных событиях своей жизни сохраняют комочек ароматической смолы, пучок
пахучей травы или еще что-нибудь в этом роде. Чтобы потом понюхать этот
"парфюм" и вспомнить связанное с ним событие. И еще я читала, что запах
человека так же индивидуален, как отпечатки пальцев. Что на свете нет двух
людей с совершенно одинаковым запахом.
Так что же получается - тот страшный человек, тот маньяк, который чуть
не задушил меня в заброшенном доме, и новый управляющий нашего банка Илья
Артурович Меликханов - это одно и то же лицо?
Бред какой!
В темноте раздался вздох и неразборчивое бормотание - это мама
произнесла во сне какую-то фразу на непонятном языке, на языке сна.
Нет, это невозможно.
Тот человек был рыжим, худым и очень высоким, а Илья Артурович -
плотный, среднего роста и лысый, как колено.
"Ну и что? - отвечала мне маленькая девочка, которой я была двадцать
лет назад. - С тех пор прошло много лет, он вполне мог поправиться и
облысеть..."
И стать меньше ростом?
"А вот это как раз очень понятно: маленькой девочке все взрослые
кажутся очень высокими... особенно если взрослый наваливается на нее и
пытается задушить..." - это уже я, взрослая, пытаюсь рассуждать логически.
Мама снова что-то пробормотала во сне, как будто участвовала в моем
споре с самой собой.
Самое ужасное, что я даже ей ничего не могу объяснить. Потому что
тогда, двадцать лет назад, мы с Сашкой ничего ей не рассказали. И сейчас она
мне просто не поверит. И надо ли объяснять? Мама не поймет, а остальным это
неинтересно. Моя личность вообще никому не интересна - некрасивая
закомплексованная старая дева...
"Все так, - соглашается мой рассудительный взрослый голос, - ты терпеть
не можешь ездить в метро, ты ненавидишь, когда кто-то стоит к тебе вплотную,
едва почувствовав знакомый запах, ты впадаешь в панику, потому что ощущаешь