"Олег Алексеев "Ратные луга" (Повесть) [NF]" - читать интересную книгу автора

над озером я пришел еще позднее, чем накануне.
На сеновале меня ждал хозяйский тигровый кот, у которого не было
имени. Я взял кота к себе, укрылся шубой и снова увидел прямо перед собой
огромную луну.
Засыпая, я думал о Владимирце. Все четыре крепости были построены в
трудную пору и громкую свою славу получили в грозное время Ливонской
войны. Мне захотелось увидеть то время, тех людей, те события...
Наваждение повторилось, я снова стал мальчуганом. Чудо - рядом со мною был
мой младший брат Володя. Я узнал его, хотя он был пострижен <под горшок> и
лишь нос торчал из-под копны густых русых волос. И мой брат, и я сам были
одеты в грубые посконные рубахи и порты.
Мы сидели за столом из дубовых плах. В глиняной латке дымилась каша,
поволоженная льняным маслом. Брат резал хлеб, прижав его к груди. В избе с
бревенчатыми смолистыми стенами было полутемно, свет с трудом пробивался
сквозь оконце со слоистой слюдой. Наверное, так же полутемно бывает зимой
подо льдом. Топилась печь, гудела, дышала зноем. Возле печи на коленях
стоял отец, но, даже встав на колени, он оставался высоким, и ему
приходилось нагибаться, чтобы достать из печки медный ковш с расплавленным
свинцом. Рядом с печкой стоял чан с водой, лежала пулелейка - медная, как
и ковшик. Отец лил пули и весело шутил, врал, потому что, когда льют пули,
нужно врать, чтобы пули выходили тяжелыми.
- Слыхали, Саниха живого крокодила зрела? Зеленый, кожа аки кора
дубовая...
- Где? - братишка перестал резать хлеб.
- Знамо, на Лиственке, ошуюю Дроздовой лавы...
Отец опустил пулелейку в воду - зашипело, густо повалил пар, светлая,
точно серебряная, пуля покатилась по полу. Я торопливо поднял ее и чуть не
обжег ладонь. На столе, в кожаной кисе, словно орехи, лежали готовые, уже
холодные пули.
За окном стояли елки, теснились избы и терема, видно было рубленную
из дубовых бревен крепостную стену со сторожевой башней.
Открылась дверь, вошла мать - грузная, в домотканой поневе. Мать
несла решето, в решете горою лежала малина.
- Мальцы наши кашу дегтем воложили, - весело-лукаво прищурился отец.
- Пасаки, срамники, ироды! - мать чуть не выронила решето.
В чане снова зашипела вода, закурился пар, по полу покатилась новая
пуля. Мать все поняла, рассмеялась, поставила решето на стол, обняла
сыновей. Я почувствовал крепкую горячую грудь матери.
Отец снова нагнулся у печи, лицо его озарил огонь. У отца были густые
темные волосы, дремучая борода, нос с горбинкой, зеленые лесовые глаза.
- Сказывают, Дарья четверню принесла...
- Ври-ври! - отозвалась мать.
- Зачем врать, Похомец приходил, сам говорил. Третьеводни... Вон,
погляди-ка...
Договорить отец не успел - гулко ухнула пушка. Мать вскочила, чуть не
опрокинув стол, по столешне покатились ягоды и пули. Отец бросил
пулелейку, схватил тяжелое кремневое ружье, рог с порохом, суму с
пулями...
Вдруг я увидел себя возле елок, рядом с крепостной стеной. По посаду
бежали стрельцы, над елками, будто черные тетерева, проносились ядра. Отец