"Геннадий Алексеев. Зеленые берега" - читать интересную книгу автора

вокзальной площадью, всматриваясь в женские фигуры, в женские шапочки и
прически. Опершись о резиновую выпуклость поручня, я гляжу вниз, куда неуклонно
скользит движущаяся лестница, до отказа заполненная разнообразными, а впрочем,
скорее однообразными людьми. Многие из них только что были моими спутниками в
электричке.
Вдруг там, внизу, где кончается наклонный туннель эскалатора и начинается
горизонтальный туннель перрона... Или мне померещилось? Да нет же, это он,
знакомый коричневый соболь со знакомым цветочком сбоку! И под ним пушистые
волосы, золотисто мерцающие в лучах противоестественного и скучного
люминесцентного света! И мгновенно, мгновенно все это исчезает там, внизу, а
ехать мне еще метров пятьдесят и бежать по эскалатору невозможно -- слишком
много народа. Да если бы и побежал, все равно небось не догнал бы. Двери вагона
захлопнулись бы перед самым носом. А если бы все-таки догнал, то что же?
Схватил бы за руку, сказал бы: "Постойте!"? Сказал бы: "Простите, но мне
страшно нравится цветок на вашей шапочке!"?
Стою, держась за никелированный поручень, и тупо гляжу на табличку со схемой
городского метрополитена. В мозгу топорщится что-то нескладное. Наверное, оно
выпирает наружу. Находяшиеся рядом пассажиры конечно замечают этот непорядок,
но виду не подают. Лишь стараются на меня не глядеть. Поглубже нахлобучиваю на
голову шапку и на всякий случай подымаю воротник пальто. Мучаюсь. Мне неловко.
Поезд мчится по бесконечным подземным коридорам. Мелькают станции. Люди входят
и выходят. Втягиваю голову в плечи. Страдаю. Люди по-прежнему на меня не
глядят. Поезд все мчится и мчится по бесконечным подземным коридорам.
Тут выясняется, что, увлекшись страданиями, я пропускаю свою станцию. Выхожу на
следующей, перехожу на противоположную сторону перрона, снова влезаю в вагон и
еду обратно, мысленно чертыхаясь.
Не хватает мне еще этого! Мало у меня забот! Мало всяких глупостей, лезущих на
меня со всех сторон, как муравьи (вечно у меня такое чувство, будто сижу в лесу
под елкой, рядом с муравейником, и муравьи на меня карабкаются, бегают по мне,
пробираются за шиворот, заглядывают в ноздри и в уши, и не могу я их почему-то
сбросить, не могу из-под елки сбежать по непостижимой причине)! И ведь не скоро
я золотистый затылок позабуду -- впечатлителен! И еще чудится мне, что где-то
когда-то, в каких-то затерявшихся отдаленностях времени видел я этот затылок,
эти волосы и эти мочки ушей... Ей-богу, видел! И даже запах каких-то духов
чудится мне, загадочный запах.
Обширный, но довольно унылый двор. Серые фасады из серого силикатного кирпича.
Скверик, огороженный низкой, частично разрушенной бетонной оградой. Днем в
скверике возятся и верещат детсадовские ребятишки. Сейчас он пуст и
безмолвен.
К двери парадного кнопками прикреплена бумажка. На ней написано:
"Жилищная контора 23 убедительно просит квартиросъемщиков
заплатить за февраль месяц до 25-го февраля".
Скрип открываемой двери. Стук закрываемой двери. Бетонные ступени. Усыпанная
окурками площадка. В уголке -- пустая бутылка. Здесь частенько собираются
любители дешевого портвейна и задушевных мужских бесед. Пятнистая,
рыже-черно-белая кошка на батарее. Смотрит на меня с опаской -- вдруг
прогоню?
Дверь моей квартиры. Из щели почтового ящика торчит записка. Вытаскиваю.
Разворачиваю.
"Приходила. Не застала. Завтра приду".