"Анатолий Алексин. Шаги (Короткая повесть)" - читать интересную книгу автора

семнадцатиступенчатой лестницей, которая, в свою очередь, заканчивалась
фактически четвертым жильем, нарекаемым нами то комнатушкой, а то унижающе
"полуподвалом", ибо половина каждого из двух окон выглядывала на уличный
тротуар и потому была отделена от него еще и решеткой. Другие же половины
обоих окон - мы их называли "слепыми" - упирались непосредственно в стену.
То были кладовка и хранилище книг, которыми мама трепетно дорожила. Прежде,
чем селить там книги, она с помощью специалистов удостоверивалась, что
сырости в полуподвале нет. Архитектор, видимо, это предусмотрел...
Когда семья наша увеличилась, мама затеяла настоятельно воспевать
"полуподвал", переименовав его в "комнату уединения". Она напомнила, что
обожаемый ею Чехов, подчеркивая богатство русского языка, писал, что, к
примеру, "одиночество" печальное слово, а "уединение", наоборот, слово
привлекательное... "Четыре человека и четыре комнаты - это символично!" -
провозгласила она.
Там, в "комнате уединения" нашли приют и тетради самых любимых маминых
учеников, которых за долгие годы преподавания тоже скопилось немало. В
отдельные папки были старательно сложены письма тех, кого годами растили
мама и папа.
Благодарственные послания родителями моими время от времени
перечитывались, вызывая у мамы слезы, а у папы сдержанное осознание не зря
прожитых лет.
Неожиданно мама известила нас с Лианой о том, что давно уж замыслила
написать - прежде всего для себя самой! - книгу про учеников, составляющих
ее гордость... Написать в форме ответа на их послания, полученные часто в ту
пору, когда уже они сами стали родителями... Мама уточнила, что "творить" ей
придется поздними вечерами - после проверок тетрадей нынешних воспитанников
и подготовки к занятиям. А это, дескать, может мне с супругой помешать
заниматься своими делами... И, прежде всего, единоличному воспитанию Лианой
сына Геракла. В связи со всем этим, мама вознамерилась окончательно
переехать в "комнату уединения".
Мы с Лианой принялись возбужденно протестовать.
Но не до такой степени возбужденно, чтобы мама отменила свою затею... В
качестве неотразимого аргумента она рассказала, что книга ее вберет в себя и
воспоминания о папином педагогическом опыте... А папа, оказывается, многое
черпал как раз из произведений, хранящихся в "комнате", которую раньше мы
несправедливо и пренебрежительно унижали словом "полуподвал".
- Тут не поспоришь: если вам необходимо изолироваться... - сдалась
Лиана. И я отступил. Но при этом не сомневался: необходимость "уединения"
подсказана маме, учительнице, и тактичным нежеланием встревать в
осуществление воспитательной программы Лианы. Которая открыто не нуждалась в
маминых советах и в "благородном педагогическом опыте" папы...
Уединение к маме пришло. Однако, полная изоляция ей не грозила: она
была окружена своим прошлым...
Французский философ Монтень был убежден: каждый сообщающий, что говорит
только правду, уже лжет.
Но он не знал мою маму. Она не обязана была, как и никто другой, со
всеми делиться своими мыслями, но и ни единой неправдивой фразы я от нее не
слышал.
Книгу она несомненно задумала.