"Анатолий Алексин. Если б их было двое... " - читать интересную книгу автора

солнцем". Это касается и сценарных сюжетов. Но не их воплощений, которые
имеют право быть только и исключительно небывалыми. В противном случае...
Ничего противного, однако, в нашей картине не будет!
Бездумно он не поддакивал даже Екклесиасту. Что, конечно, очень мне
нравилось...
- В самом деле, - не останавливался Тиран, - внешне все уже было.
Сколько любовей попадали под колеса обыденных обстоятельств! Помнишь "Мост
Ватерлоо"? Кинотеатрам грозили наводнения... затопления зрительскими
слезами. А сюжет-то совершенно нелеп! К этому приходишь "по размышлении
здравом", когда сентиментальные эмоции отступают. Ну почему женщина,
узнающая, что потеряла жениха на войне, должна, чтобы обрести средства к
существованию, отправиться на панель? А не в швейную мастерскую, допустим?
Или не няней в госпиталь? Ты представляешь Джульетту (будь она из бедного
рода!) на панели после потери Ромео? Ее можно представить себе только в
гробу. Так и с вами... Ваши отношения - это безумство шекспировской
колоссальности. Но чтобы оно осталось таким и в людской памяти, есть,
оказывается, лишь одно средство: скончаться. Вы же продолжаете
существовать... Кончина человека особенно потрясает в том случае, если
сначала потрясает его жизнь. То же самое и с кончиной любви... Вы обязаны
сотрясти ею зрителей. Сотрясти!
Перечисляя наши с Ромео обязанности, Тиран меня заклинал. Что не мешало
ему обстоятельно растолковывать:
- Слово "любовь" звучит едва ли не самым затертым и замусоленным.
Произнести "Ай лав ю!" - все равно что сказать "Приятного аппетита!". Мы
вернем этому слову, этому понятию их первозданность! Пусть и зрители
ошеломятся зрелищем такого сумасшествия, такого беспредела страсти, каких и
вообразить не могли. Иначе сюжет не имеет смысла. А для всего этого - не
упади в обморок! - вы обязаны возлюбить друг друга не только на экране, но и
за ним. Или ничего не получится. Да, да, да!.. Такова сверхзадача: дойти до
апогея в самой яви... Поверь: это имеет смысл! - Позаграбастав пространства
побольше, он что-то вспомнил: - Ты, кстати, его уже видела? Не в других
фильмах, а так... вблизи? На студии, в павильоне? Клянусь, сам бы влюбился
без памяти. Я как мужик ногтя его не стою!
Тон его сделался грубоватым. Тиран был убежден, что грубость порою
действенней деликатности. Ради Эвереста он не щадил, выходит, не только
меня, но и себя.
- Вы созданы для беспредельной взаимности. Поверь мне, режиссеру с
международным авторитетом. Сценарий для вас - таких, какие вы оба есть, и в
той ситуации, которую я предлагаю! - не отказался бы сочинить и Шекспир.
Влюбленные играют влюбленных... А там, в академии киноискусства, только и
жаждут сенсаций! Того, чего еще никогда, ни единого раза не было! Или не
было в такой форме, в таком масштабе.
- Но им же известно, что я... и вы...
- Тем лучше. Двойная сенсация! Я приношу жертву во имя своих зрителей.
И искусства... Так ведь оно и есть. Ты же знаешь, что я по-своему...
- Знаю! - Я отважилась и его перебила. - Так что же все-таки мне
следует совершить?
- Отдаться ему всем существом своим... так же, как шесть лет назад
отдалась мне.
Покорность и оголтелость моих чувств секретом для него не являлись.