"Анатолий Алексин. Если б их было двое... " - читать интересную книгу автора

- Но вы же уверяли, что художественным возможностям нет предела, -
напомнила я. Так как все его установки воспринимала не подлежащими
пересмотру.
- Для художества нет предела. А для конкретного художника есть. И у
каждого - свой. Кроме гениев... Они - вне правил и обсуждений! Правда,
смерть к бессмертным приходит рано. Не во всех случаях, разумеется. Но
частенько... Думаю, когда на обыкновенное человеческое здоровье наваливается
необыкновенность гениальности, здоровье не выдерживает такой сверхнагрузки.
Физическое здоровье... Ну а духовное не выдерживает неправедности всей
окружающей среды - в результате дуэли, самоубийства, байроновский поиск
сражений и пули. Пример, лежащий на поверхности, но все же... Что искал
непоседливый лорд в той греческой крепости Мисулонга, столь далекой от
Лондона? Что он там потерял? В конечном счете потерял жизнь... - Руки Тирана
с безвольным недоумением, уже не захватывая пространства, разбрелись в
разные стороны. - Увы, не долго живут бессмертные. Это, конечно, опровергают
Гете, Толстой, Микеланджело... Так что мои выводы - не закон. Но почти
закономерность. А я вот здоров! Ты помнишь, чтоб когда-нибудь я болел? Или
хотя бы хворал? Выходит, не гений! Но до своей вершины добрался. И покорил.
Что дальше, Тиран-альпинист? Отыскать какую-нибудь Мисулонгу? Бессмысленных
поступков не совершаю. Тем более - гениально бессмысленных...
От упоения зрителей, газет и журналов голова у него не кружилась.
Кружение на одной и той же орбите он, в отличие от шубертовского мельника,
отвергал. И этим тоже очень мне нравился.
Никогда не понимала я, во имя чего альпинисты рискуют собой. Чего они
ищут среди безмолвных, никому, на мой взгляд, не нужных высот? Утверждения
своей высоты в чьих-то глазах или в глазах собственных? Прежде всего это
жажда самоутверждения, думаю я. Тирану утверждаться в мнении других было ни
к чему: он там давно уж обосновался. Более всего жаждал он самоуважения и
открытий себя для себя. И это тоже очень мне нравилось. А было ли такое, что
мне не нравилось? Было. Но и за то, что не нравилось, я его... Ничего не
могла поделать.
...Я получила приз за лучшее исполнение женской роли, а Ромео получил
за мужскую. Никто не оговорил, что я была отмечена за актерство, а он - за
любовь. "Так что, может быть, Тиран заблуждается? - подумала я. - И Ромео
тоже актерствовал?"
И все-таки мы со временем "запустили в работу" новую ленту, Тиран
сердился, а иногда разъярялся, что это была всего лишь работа. Он
по-прежнему не желал выглядеть рекордсменом, повторяющим свой рекорд. Или
тем паче - до него не дотягивающимся... Он протестовал против себя самого.
Он тиранил себя. И таким тоже мне до ужаса нравился.
Но наступил день, когда даже глубокий бас его обмелел и прозвучал в
рупоре неуверенно: "Итак, все готовы меня слушать и слушаться... Я надеюсь".
Студия по-прежнему, не уловив перемен, замерла в ожидании.
Однако голос его в рупоре больше не появился.
Здоровью своему он полностью доверял. Но разве редко как раз те, на
кого мы надеемся, нас предают?
"А я вот - здоров... Выходит, не гений!"

Наши фильмы хранились в шкафу, где поддерживался особый режим. Это было
необходимо для пленки: режим сберегал ее качество. А качества его