"Анатолий Алексин. Записки Эльвиры " - читать интересную книгу автора

- Вы, наверно, к Краснушкиным? - продолжал Сергей Сергеич. - Так они
переехали отсюда на Маросейку... Да, на Маросейку переехали. Обмен, обычный
обмен. Я вам, разумеется, дам более подробный адрес. Проходите, пожалуйста,
в комнату.
По маминому совету я прежде всего должна была сказать: "Меня к вам
привел гражданский долг!.." Но я никак не могла произнести эту громкую
фразу.
- Я пришла... Мой долг... - пролепетала я.
- Ах, долг! - воскликнул Сергей Сергеич. - Понимаю... Вы одолжили у
Краснушкиных деньги? К нам уже заходили их должники... Да, заходили...
Широкие люди эти Краснушкины. Правда, мама? Уехали - и забыли о своих
должниках. Мы вам дадим адрес - и вы отвезете на Маросейку. Да, прямо на
Маросейку. А то можете мне оставить, я передам.
Растерявшись, я стояла на пороге комнаты и молчала. Мама предвидела
это. Посылая меня к доценту, она предупреждала: "Только не будь растяпой.
Постарайся понравиться сразу, еще в коридоре. Имей в виду, что первое
впечатление самое сильное... "Неизгладимое", как пишут в романах. Если бы я
могла пойти вместо тебя, все было бы в порядке! А ты растеряешься - и
подумают, что какая-нибудь придурковатая..." Но хозяева квартиры не успели
этого подумать. Из комнаты раздался женский голос:
- Входите, входите к нам. Нечего стесняться! - Только у врачей и старых
учительниц бывают такие приветливые и в то же время властные голоса.
Я вошла в комнату. И удивилась: комната была как бы продолжением нашего
двора. Я никогда не глядела во двор с первого этажа. А тут он весь был перед
глазами. Вон горка, с которой много лет назад я любила съезжать на портфеле.
Мама еще, помню, сказала, что Нелли никогда бы не додумалась до этого. А вон
сломанная беседка, которая по нашему желанию превращалась то в "башню
смерти", то в "ларек", из которого мы, тоже много лет назад, торговали
песочным мороженым.
Я смотрела в окно, и потому женщина, лежавшая на диване под пледом,
сказала:
- Вам холодно? Мы до зимы с открытыми окнами.
Я подумала: "Бывают же у родственников такие разные, непохожие лица!" У
Сергея Сергеича глаза были тревожные, невнимательные, словно он,
разговаривая с вами, все время куда-то торопился. Губы у него слегка
подергивались. "Молодой... и уже нервный!" - подумала я.
А у Марии Федоровны, так звали мать доцента, те же бледно-голубые,
будто нарисованные "разбавленной" краской, глаза вглядывались в меня
напряженно. Казалось, что Мария Федоровна не совсем хорошо слышит и
старается что-то угадать по лицу собеседника. Улыбка у нее была спокойная и
молодая: зубы белые и все до одного на своем месте.
- Вы действительно отвезите свой долг на Маросейку, - сказала Мария
Федоровна. - А Сереже не давайте денег ни в коем случае. Непременно потеряет
или забудет передать.
- Ну, ма-ама!.. - Сергей Сергеич, укоризненно окачивая головой, уселся
за тарелку с супом. От смущения он закрылся газетой, которую укрепил на
столе при помощи хлебницы.
Воспользовавшись передышкой, я немного пришла в себя и сказала:
- Мы ничего не должны Краснушкиным... Никаких денег. Я даже с ними не
знакома...