"Анатолий Алексин. Рассказы" - читать интересную книгу автора

- Если только посмеешь ее догонять...
И я не посмел.
"Если только посмеешь..." Те слова магически принуждали меня к
подчинению.
Мама хлопнула уже не крышкой, а дверью.
- Она посмела меня оскорбить. Я, оказывается, обязана кому-то другому
своим дарованием! Да меня заметили уже в семилетнем возрасте... Нет, ты
должен в этом случае что-то и кого-то выбрать. Мужчина ты или нет? - Я, к
несчастью, все еще хотел быть для нее мужчиной. - Слышал, что она посмела
выкрикнуть нам в лицо? "Глаза бы мои вас не видели!" Это и есть ее потайное
желание.
- Чего не выкрикнешь сгоряча?
- Только не это! Что ж, и не увидит. Во всяком случае, три с половиной
месяца. Ни нас, ни твоих писем! За такие слова следует ее проучить. И если,
предупреждаю, ты посмеешь ей написать... Хоть тайком, хотя бы одну строку...
Это будет изменой. Предательством! И я не прощу.
Угрозы жены не подлежали пересмотру или обжалованию. И мне предстоял
выбор: кого предавать - маму или жену (с ее, Регининой, точки зрения)? Я
предал маму.
- Поклянись, что ей не напишешь.
- Да пойми же: это она сгоряча, - скорее промямлил, чем произнес я.
- Поклянись!
- Ну, успокойся. Клянусь...
- Скажи более внятно. И более убежденно!
- Я клянусь.
- А теперь попробуй нарушить...
Я не нарушил.
Мамины неожиданные слова были нужны Регине, она их даже ждала. Уверяю
себя в этом сейчас, на больничной койке, где много времени для раздумий. А в
те три с половиной месяца... мы воспитывали маму молчанием.

Я прошел мимо маминого подъезда, не узнав его. Потому что шторы на
окнах первого этажа были мне незнакомы. И рояля я не услышал. А ведь музыкой
она скрашивала дни одиночества. И люстра по-чужому светила... "Не так уж она
тосковала, если занялась обновлением", - непременно отметила бы Регина, будь
она рядом.
Дверь мне открыл сосед.
- А где мама?
Он не отличался сентиментальностью и сострадательным вниманием к чужим
судьбам.
- Вы не волнуйтесь. Присядьте... Она, как бы это сказать... И я поэтому
въехал.
- Куда въехали?
- Ну, в ее комнату. Которая, как бы это сказать, освободилась.
Так он сообщил мне, что мамы уже нет. И продолжал объясняться:
- Вещи ее все в полном порядке. Я только кое-что свое втащил и
повесил... Чтоб жилплощадь за мной, как бы это сказать, закрепилась. Я ведь
стоял в очереди на улучшение... - Мамина смерть, стало быть, улучшила его
жизнь. - И, понимаете, чтоб не въехал сюда без очереди кто другой...
Он был из тех очередников, до которых очередь "на улучшение" почти