"Анатолий Алексин. Вторая очень страшная история " - читать интересную книгу автора

Природа продолжала жить своей особой, но прекрасной жизнью: воскресный
день, говоря следственным языком, сдался глубокой осени. Туман, говоря тем
же языком, накрыл, правда, не кого-либо на месте преступления, а просто
самим собой дома и деревья, которые, говоря литературным языком,
вырисовывались. Или угадывались... Сквозь него надо было пробиваться
навстречу "старой даче" и следственным органам.
В электричке я так старательно вырабатывал план действий, что не
заметил, как Покойник протиснулся между мной и Наташей. "Может быть, он
хочет разлучить нас и в более широком смысле?" - с естественной тревогой
подумал я.
В ту же минуту подошел контролер, будто обеспокоенный действиями
Покойника. Он продырявил мой и Наташин билеты (я, конечно, купил два, что
нас с ней еще более сблизило!). Покойник устало протянул свой билет.
Взглянув на него, контролер сказал:
- Это вчерашний.
- Простите... - как-то возбужденно извинился Покойник. И стал чересчур
нервно, говоря все тем же следственным языком, обыскивать свои карманы.
Нашел другой билет и, говоря литературным языком, хладнокровно протянул его
контролеру. Острая детективная наблюдательность подсказала мне, что
возбуждение было искренним, а спокойствие - напускным.
- Это другое дело, - сказал контролер. И продырявил.
"Откуда у него вчерашний билет?" - думал я, пробиваясь сквозь хмарь (не
путать со словом "хмырь"!) и молокообразный или даже кефирообразный (потому
что очень густой!) туман на станции Антимоновка.
Брат Костя опять скажет, что я рабски подражаю всяким там низким
литературным образцам. Но я не подражаю, а следую. Что же касается того,
"низкие" образцы или "высокие", - это дело вкуса, о котором не спорят. Даже
Толстой, как я писал, ошибался в Гете. А уж в Шекспире - и говорить не
приходится! Почему же Костя не может ошибаться во мне?!
"А вдруг Покойник хотел заранее, еще вчера, разведать обстановку, чтобы
легче было оказаться защитником? - размышлял я на ходу. - И все это чтобы
отличиться перед Наташей... Теперь мне ясно! Значит, я могу назвать его
опасным и даже кровавоопасным - вспомним, сколько из-за любви было дуэлей и
поединков, что, впрочем, одно и то же? - словом "соперник".
Но разве можно обойтись без соперников, когда любишь красавицу? А
некрасавиц любить неинтересно... Брат Костя однажды замедленно, как бы
изнемогая под тяжестью своего жизненного опыта, объяснил мне:
- Если женщина хорошенькая или, тем более, прехорошенькая, не думай,
что ты один это заметил!
Костя оказался прав: вот и Покойник заметил. Чтобы завоевать Наташино
сердце, он вознамерился "обнаружить противника". А я, таким образом,
обнаружил соперника...
Двигаясь навстречу правосудию, почти все проявляли стойкость, но
особенно стойким выглядел Покойник, который обычно или полулежал, или
полустоял, или полусидел, или полуходил. А тут он не шел, а шагал, словно
знал, будто не сомневался, что его ожидает какая-то победа, какой-то
сюрприз.
И только Глеб, казалось, все время искал защиты. Особенно у Наташи и у
меня. Мне даже почудилось, что он вдруг, как прежде, полюбил собак и
некоторых людей.