"Марианна Алферова. Боги слепнут (Мечта Империи #3)" - читать интересную книгу автора

сопротивлялась. Ее всегда влекло к молодым и страстным любовникам.
- Ты надеешься на мою помощь? - спросила Сервилия, когда они уже
отдыхали, бесстыдно раскинувшись на ложе обнаженными. Он - покуривая
табачную палочку, она - устроив голову на сгибе его руки.
Гладкое тело Бенита уже начинало заплывать жирком, заметно обозначился
животик. Но вообще-то он симпатичный парень.
- И на помощь стихоплетов, что являются к тебе пожрать на
дармовщинку,-добавил Бенит.
- Не любишь поэтов? - деланно изумилась Сервилия.
- Я сам поэт,- гордо отвечал Бенит.- И не люблю слюнтяев и врунов.
"А он далеко пойдет", - в который раз подумала Сервилия.
Поначалу мысль стать женой Бенита показалась ей безумной. Потом, с
каждой минутой, все более приемлемой, и, наконец, даже заманчивой.
Сегодня она еще не скажет "да". Но это не означает, что она не даст
согласия потом.
В добротном старом доме Макция Проба в большом триклинии слуги накрыли
стол - расставили вазы с фруктами и бисквитами, наполнили бокалы вином и
удалились. Макций Проб ждал гостей, но вряд ли он собирался сегодня
веселиться.
Внук Макция Проба Марк - молодой человек с бледным, будто чересчур
отмытым лицом - был одет вовсе не для званого обеда - белая трикотажная
туника и белые брюки до колен куда больше подходили для загородной
прогулки. Возможно, Марк Проб не хотел, чтобы его форма центуриона вигилов
придала нынешнему вечеру некий официальный статус. Потому что предстоящая
встреча была сугубо частной, хотя преследовала отнюдь не личные цели. Марк
Проб был уверен, что на приглашения Макция никто не откликнется. Он был
уверен в этом до той минуты, пока золоченые двери в триклиний не отворились
и не вошел сенатор Луций Галл, опять же не в сенаторской тоге, а в пестрой
двуцветной тунике, которую принято носить на отдыхе в Байях, а не на
вечерних приемах в Риме. Луций Галл был совсем недавно избран в сенат и
после Бенита был самым молодым сенатором. Он еще верил в то, что одна яркая
речь может перевернуть целый мир, и верил, что ему удастся произнести эту
эпохальную речь. Он вообще повсюду кидался спорить - в тавернах, на улицах,
в театре, в Колизее с репортерами, прохожими, продавцами, гладиаторами и
актерами, порой не всегда успешно, часто проигрывая и сильно переживая по
поводу поражения в словесной перепалке.
Тонкими чертами лица, острыми скулами и высоким лбом Галл походил на
Элия. Но сходство это было чисто внешним. Также как кажущееся желание
активно и яростно сражаться за истину. В Луцие проглядывала главная черта
истинного римлянина - желание двигаться наверх по иерархической лестнице,
охотясь за самой сладостной добычей - властью. Галл и не пытался этого
скрыть. Его имя должно быть занесено в консульские фасты, выбито на
мраморной доске, дабы люди говорили потом: "В год консульства Луция Галла
произошло то-то и то-то".
Элий же был гладиатором, который сам придумывал и клеймил желания для
Великого Рима. Не только на арене, но повсюду...
Потом явилась Юлия Кумекая, что само по себе было удивительно - и то,
что она пришла, и то, что явилась на три минуты раньше назначенного
времени, хотя весь Рим знал, что она опаздывает всегда и всюду. Шурша
золотым плотным шелком, распространяя убийственных запах галльских духов,