"Андрей Аливердиев. Легионер против Синаджу (Легионер II)" - читать интересную книгу автора

начинаю активно сопротивляться. До сих пор у меня это получалось..."
Фу ты черт, кажется, я был готов сравнить себя с кем угодно, на кого бы
ни пал мой взор. Даже с этой отрубленной головой, которая как нельзя лучше
предсказывала мне собственную судьбу. Болтливость... Да, ведь и в истории
о болтливом черепе было две головы... А болтливость, пожалуй, была и моим
грехом.
Крысенок сделал несколько шагов вперед и снова привлек мое внимание
своим пристальным взглядом. И тут меня осенило. Именно в этом маленьком
звере я должен был искать спасение.
К счастью члены моего тела (я имею в виду руки и ноги.) были не
закованы железом, а лишь опутаны веревкой, способной удержать быка на
разрыв, но податливой под острыми зубами маленького грызуна.
"Мы с тобой одной крови. Брат мой, помоги," - всплыли в памяти слова Р.
Киплинга из его знаменитого "Маугли". Собрав в себе все последние силы, я
попытался образно представить себе просьбу и направить ее маленькому
соседу. Как ни странно, мне это удалось. Более того, мысли мои обратились
словами какого-то странного неземного наречия. Кляп на моих устах
превратил эти слова в мычание, но мой визави понял меня. Более того, мне
показалось, что он подколол меня, ответив, что я забыл сказать
"Пожалуйста". Но как бы то ни было, он подошел ко мне и начал грызть
веревку.
Через несколько минут я был свободен.
Пока в рамках этой комнаты. Но и то был хлеб. Да еще какой!
Я поблагодарил моего маленького спасителя и предложил бежать вместе. Но
он, поблагодарив в свою очередь меня, отказался, сказав, что ему и здесь
хорошо.
Пообещав крысенку любую поддержку, я открыл окно, и, расставив крестом
руки, попытался слиться с играющей снаружи бурей.
Нет, не подумайте, что я действительно разговаривал с крысой. Нет. Но,
как я уже говорил, мои мысли каким-то непостижимым для простого смертного
образом сами собой складывались в причудливые слова какого-то древнего
языка. Его звуки невозможно передать буквами. Скажу лишь, что половина
гласных произносилось на вдохе, а согласные скорее напоминали шелест
травы, бульканье воды и ночные песни лягушек. Крысенок же молчал или слабо
попискивал. Но в мозгу моем сами собой рождались ответы. Это было как
наитие. А я был в ударе.
Между тем, я вдруг ощутил, что холодный осенний ветер больше не холодит
меня, но входит в мои жилы обжигающим теплом, и что я больше не я... Мое
эго растворилось в природе, и природа растворилась во мне.
Блеснувшая молния осветила мрак жившего за окном сада, и в кронах его
деревьев я узрел Его. Он не был доступен простому зрению, но невидимые
нити разумного бытия неразрывным образом связали нас воедино. Мой разум
отворился ему, как раскрытая книга. Точно также его разум открылся мне в
картинах ужасных и неописуемых. Однажды нечто подобное уже было со мной,
когда я разговаривал с пумой в горах Колумбии. Но это было лишь жалким
подобием... Что навалилось на меня теперь, было ни с чем не сравнимо.
И я удивляюсь, как скромный человеческий разум мог это выдержать.
Вырвавшийся из моей груди крик заставил содрогнуться все в радиусе
нескольких миль. Это был уже не человеческий крик, и он возвестил о том,
что Тот, кто идет по кронам деревьев вновь обрел через меня связь с нашим