"Генрих Альтов. Создан для бури" - читать интересную книгу автора

- А ведь здесь и в самом деле хорошо, - говорит он. - Просто здорово,
что вы меня сюда вытащили! Пять лет не был на Черном море.
- Это Каспийское море, Михаил Семенович, - терпеливо поясняю я. -
Каспийское. Понт Хазарский, как говорили в старину.
Сняв очки, Каплинский удивленно смотрит на волны.
- Никогда здесь не был, не приходилось, - говорит он. - Э, да все
равно! Понт как понт. Давайте окунемся, а? Меня, кажется, опять немного
искрит...
Сумасшедший дом, такой небольшой, но хорошо организованный сумасшедший
дом. Каплинского то и дело искрит. Все-таки удачно, что я не оставил его в
Москве.
Купаться мне совсем не хочется. Наскоро окунувшись, я выбираюсь на
берег и валюсь в раскаленный песок.
Отсюда хорошо видна суетня вокруг "Грома и Молнии". Шесть человек легко
поднимают желто-малиновое сооружение. Даже на воду "Гром и Молния"
спускается как-то несерьезно, на нелепой тележке. А если прямо спросить:
почему нет двигателя? Планер, в конце концов, вместо кабины. Допустим, он
еще нужен для управления. А двигаться должен диск. Но с какой стати он
будет двигаться? С какой стати этот диск даст шестьсот километров в час?..
Нет, спрашивать нельзя. Это нарушит чистоту эксперимента. Если Осоргин
захочет, он объяснит сам. А пока лучше думать о другом.
Воскресенье, полдень. Что сейчас делает Васса? Васса, Васька...
Мы собирались на два дня в Батурин, полазать по развалинам, это
очередное ее увлечение. Июль, вон как припекает солнце... Наши квартиры в
одном подъезде. Когда-то я, степенный десятиклассник, водил Ваську в
школу, в третий класс, и слушал ее рассуждения о жизни. Жить, говорила
Васька, стоит только до двадцати трех лет, потом наступает старость, а она
лично не собирается быть старухой. "Видишь ли, - снисходительно говорила
Васька, - такая уж у меня программа". Теперь ей оставался год до старости,
и, если бы мы поехали в Батурин, я поговорил бы о программе. "Послушай,
Васька, - сказал бы я мужественно и грубовато, как принято у героев ее
обожаемого журнала "Юность". - Послушай, Васька, приближается старость,
такое вот дело, давай уж коротать век вдвоем..."
Сейчас "Гром и Молния" упадет с тележки. Ну что за порядки, черт
побери!
Осоргин бегает, кричит, машет руками. В Москве Осоргин-старший выглядел
чрезвычайно внушительно. Здесь же он похож на старого азартного рыбака:
без рубашки, босой, в подвернутых до колен штанах.
Шестьсот километров в час - и без двигателя. Мистика! Но ведь Осоргин
на что-то рассчитывает!
Сзади слышен шум. Каплинский, пофыркивая, выбирается из воды.
- Как вы думаете, Михаил Семенович, - спрашиваю я, - почему на этом
корабле нет двигателя?
- Все хорошо, - невпопад отвечает Каплинский. - Да, да, все так и
должно быть.
Я оборачиваюсь и внимательно смотрю на него. Он стоит передо мной -
кругленький, розовощекий, в мешковатых, чуть ли не до колен трусах - и
виновато улыбается, щуря близорукие глаза. Бывший маменькин сынок.
- Все правильно, - говорит Каплинский. - Знаете, я могу не дышать под
водой. Сколько угодно могу не дышать. Да. Непривычно все-таки. Хотите, я