"Генрих Альтов(Альтшуллер). Угол атаки" - читать интересную книгу автора

от смущения, объявил, что эта подводная лодка опустится только на пятьдесят
метров, после чего ее раздавит ужасное давление воды. Через пару дней
появилась мрачная личность в промасленной пожарной куртке и столь же
промасленной кепке, надвинутой на лоб. Личность угрюмо понаблюдала за нашей
работой и спросила: "Пожар будет, огонь будет, куда прыгать будешь? Когда
сгоришь, что скажет папа, что скажет мама?.."
Несколько раз приходили ребята из фотокружка со своим руководителем.
Они осваивали цветную фотографию, их привлекала ярка окраска "Черепахи". Нам
объявили, что мы нефотогеничны и совершенно не смотримся на фоне катера.
Хорошо смотрелась Дина, они ее старательно снимали.
Приходил и начинающий поэт из литкружка. Мы показали ему, где будут
стоять баки с карбидом и как газ будет идти в камеру сгорания, объяснили
принцип действия ракетного двигателя. К сожалению, поэт все перепутал. Он
написал стихи, в которых баки почему-то бешено вращались, а камера сгорани
дула в паруса и корабль гордо шел сквозь льды к северному полюсу...
В общем, это нам надоело и мы стали закрывать "Черепаху" брезентом.
Витька сказал, что ИЗДЕЛИЕ, упрятанное в брезент, обязательно привлечет
внимание шпионов. Он теперь постоянно вертелся около "Черепахи", поглядывая
по сторонам.
Мы работали в механической мастерской, делали части для двигателя. На
бумаге очень легко нарисовать шесть баков, а вот сделать из листового железа
хотя бы один бак намного труднее, в этом мы скоро убедились. Баки получились
какие-то скособоченные, и Николай Борисович, посмеиваясь, говорил, что это
отличные модели знаменитой падающей башни в Пизе... Потом началась
бесконечная морока со швами. Швы держались на заклепках и пайке, вроде бы
все было прочно и герметично, однако баки упорно протекали. Вместо камеры
сгорания удалось приспособить цилиндр от авиационного двигателя, но в крышке
цилиндра пришлось устраивать клапаны для воздуха, тут мы провозились больше
месяца...
Корпус стоял в углу двора, под брезентом. Иногда я развязывал веревки,
снимал брезент и залезал в кабину "Черепахи". Я пытался представить, как все
произойдет: вот я открою краны, вода пойдет в баки, потом поверну пусковой
кран, газ устремится в камеру сгорания, рывок рубильника - "Черепаха"
помчится вперед... Жаль, что на нашей великолепной приборной доске не
работали приборы - указатель скорости, указатель угла атаки... Я уже знал,
что углом атаки называют угол наклона крыла к линии полета. Было что-то
магическое в этих словах - УГОЛ АТАКИ. Словно прибор должен был показывать
напряжение сил, отданных решающему порыву. Ах, если бы у каждого человека
была возможность видеть свой угол атаки, чувствовать накал сил в этот день,
в этот час, в этот миг!..
Мне отчаянно не хватало времени: я наспех ел, наспех спал, наспех
готовил уроки. Однажды я подсчитал, сколько времени у меня в запасе. Жить
предстояло еще лет пятнадцать (после тридцати лет маячила старость, эти годы
я не учитывал). Целых пять лет - треть жизни, страшно подумать! - должны
были уйти на сон. Если в день терять по пустякам три часа, надо вычесть еще
год-полтора. Что же тогда остается?!
Расчеты произвели на меня ошеломляющее впечатление. Я стал чувствовать
движение времени. Словно стоишь в быстрой горной реке, и вода стремительно
обтекает тебя: мгновение - и она уже далеко, ее не догнать, не удержать.
Я посмотрел по часам, сколько времени нужно, чтобы прочитать книгу.