"Жоржи Амаду. Пастыри ночи" - читать интересную книгу автора

кричала Эро.
Она так разбушевалась, что Ветрогон наконец услышал ее вопли,
посмотрел на нее и вспомнил, зачем он сюда пришел. Приняв возгласы Эро
за естественное проявление восторга, он улыбнулся и, с некоторым
сожалением показав на мышь пальцем, проговорил:
- Она твоя... Я дарю ее тебе...
Сказав это, он снова улыбнулся, взял мулатку за руку и притянул к
себе. В эту минуту ему был нужен лишь поцелуй благодарности. Другое он
оставлял на ночь. Но Эро, вместо того чтобы уступить, стала бороться и
наконец вырвалась из его рук:
- Пусти меня... Пусти...
Освободившись, она отбежала в глубину кухни и стала кричать:
- Убирайся, а то я позову хозяйку... И тварь свою мерзкую забирай
с собой! Чтоб никогда больше ты не смел сюда являться!
Ветрогон ничего не понял. С испуганной мышкой в кармане он
задумчиво спускался с холма в напоенный ароматом цветов вечер,
обещавший душную ночь с грозовыми облаками. Почему Эро отказалась
принять мышку, вырвалась из его объятий, не пошла с ним на берег моря,
тронутая его подарком и жаждущая его ласк? Нет, он ничего не понимал.
В мире многое необъяснимо и непонятно, любил повторять Жезуино
Бешеный Петух, а он мудрый старик. Это он как-то вечером, во время
задушевной беседы, авторитетно заявил, что мулатки-женщины
исключительные, прелестные создания господни, а поэтому очень капризны
и никогда не знаешь, чего от них ждать.
Ветрогон был согласен с Жезуино: для него ни одна женщина в мире
не могла сравниться с мулаткой. Ни блондинка с волосами цвета пшеницы,
ни негритянка с черными как смоль кудрями. Он обсуждал этот вопрос не
только с Жезуико, но и с доктором Менандро, важным сеньором,
фотографии которого помещались в газетах, директором
научно-исследовательского института, однако державшимся со всеми
по-дружески, без зазнайства. Доктор Менандро любил поговорить с
Ветрогоном, вызывавшим его на откровенные беседы, слушать его
рассуждения о животных, о лупоглазых лягушках, о тейю* неподвижных,
как камни. (* Тейю - большая ящерица.)
Однажды, вернувшись из долгого путешествия, доктор Менандро
принялся расхваливать француженок. Он прищелкивал языком и покачивал
своей большой умной головой: "Ни одна женщина не сравнится с
француженкой". И Ветрогон, до этого почтительно молчавший, не
удержался:
- Вы меня извините, доктор, вы человек ученый, придумываете
разные лекарства, чтобы лечить болезни, преподаете в институте и все
такое. Простите за откровенность: я никогда не спал с француженкой, но
могу поклясться - им далеко до мулаток. Нет, сеньор доктор, на свете
нет женщин, больше пригодных для любви. Не знаю, грешили ли вы с
мулатками, у которых кожа цвета чая из бузины или спинки саранчи? Они
подобны паруснику, качающемуся на волнах... Ах, сеньор доктор, в тот
день, когда вы ляжете с одной из них в постель, вы навсегда откажетесь
от всех ваших француженок...
Столь длинной речи Ветрогон не говорил давно, и это было
признаком того, что он взволнован. Последние слова он произнес с