"Петроний Аматуни. Если бы заговорил сфинкс..." - читать интересную книгу автора

пучками и укладывала посередине лодки, вдоль обоих бортов, чтобы не
нарушить равновесия.
Когда запас стеблей становился угрожающе тяжелым, Мериптах направлял
лодку к островку, где была их походная мастерская. Они освобождались от
груза и возвращались в заросли.
...На северо-западе виднелась ярко освещенная солнцем каменная гряда
холмов. Тысячи людей вырезали там в каменоломнях гигантские плиты,
вставляли в пропилы деревянные клинья и поливали водой. Дерево разбухало и
с треском отрывало известняковые блоки от массива.
Одни грузчики волокли эти заготовки - весом в десятки тонн - на
каменных катках к баржам, чтобы речники доставили их к строительной
площадке пирамиды, а другие вновь тащили их по твердой, но увлажненной
дороге, с криками и стонами, в облаке пыли и песка. Камнерезы вновь должны
были распилить камень на куски, обтесать и отшлифовать, а рабочие по
насыпям поднять их в небо и с точностью до волоска уложить в
предназначенные места усыпальницы очередного фараона, пока еще нежащегося
в прохладной тени дворцового сада.
И так день за днем, столетие за столетием...
После трехчасового отдыха в самую жаркую пору Мериптах и Туанес снова
принялись за работу.
Особенно ловко работала Туанес. Усевшись на маленькую скамейку, она
захватывала пальцами левой ноги нижнюю часть стебля, держа левой рукой его
верхний конец, в правую брала острый камень и разрезала стебель вдоль.
Нарезав нужное количество стеблей, Туанес разворачивала их в длинные
ленты и осторожно как бы раздавливала их между двух гладких и ровных
камней. Потом склеивала из этих лент полосы.
Полоса для письма состояла их двух слоев. Для гибкости и прочности в
наружном слое волокна стеблей располагались сверху вниз, а во внутреннем -
горизонтально, то есть слева направо. Куски полос шириной менее локтя в
свою очередь склеивались крахмалом из кусков до необходимой длины.
Изготовленные таким образом полосы подвергались длительной сушке в тени.
Окончив работу, Туанес пошла под навес, где на шестах висели уже
готовые полосы, и с удовлетворнием осмотрела их.
- Смотри, Мериптах, смотри, как я научилась... Особенно вот этот
папирус...
- Вижу руку умеющего, Туанес. На такой белой, гладкой полосе жаль
писать обыденное.
- Пусть она будет моей, Мериптах. Когда-нибудь ты напишешь на ней
что-нибудь особенное. Для меня!
- Хорошо, Туанес, я сейчас помечу ее. Спрячу в глиняный футляр...




НОЧЬ ВТОРАЯ,
полная беспокойств...


1