"В мышеловке" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

Глава 1

Я остановился у ворот и посмотрел в сад.

Перед домом кузена стояли три полицейские машины и «Скорая помощь» с синей мигалкой на крыше, посылавшей во все стороны зловещие голубые лучи. За распахнутой настежь парадной дверью виднелись люди в темно-синей форме. Пронизывающий ветер ранней осени печально гонял по дорожке пожухлые коричневые листья, и тяжелые облака стремительно неслись по небу, предвещая холода. Шесть часов вечера. Пятница. Шропшир. Англия.

Мелькавшие в окнах яркие белые вспышки говорили о том, что фотограф работает без устали. Я снял с плеча сумку и вместе с чемоданом опустил на траву возле обочины дорожки, потом с оправдавшимся предчувствием беды пошел к дому.

Я приехал поездом, чтобы провести уикенд у кузена, но он не встретил меня на машине, как обещал. Вышагивая полторы мили по деревенской дороге, я был уверен, что вот-вот он, как обычно, с извинениями и шутками выскочит из своего запыленного «Пежо».

Никаких шуток.

Посеревший и ошеломленный, он стоял в холле. Тело под аккуратным деловым костюмом безвольно обвисло, руки безжизненно болтаются по бокам, будто мозг забыл про них. Голова чуть повернута в сторону гостиной, где то и дело вспыхивает яркий белый свет, глаза полны ужаса.

- Дон? - Я подошел к нему. - Дональд!

Кузен не слышал меня, но полицейский в темно-синей форме услышал, быстро вышел из гостиной и, бесцеремонно схватив за руку, стал подталкивать к двери.

- Сэр, уйдите отсюда. Пожалуйста. - Ни на кого не глядя, он вел меня к выходу.

- Чарльз… - раздался хриплый голос.

- Вы знаете этого человека, сэр? - спросил полицейский у Дональда. Его хватка ослабла, но совсем чуть-чуть.

- Я его кузен, - объяснил я.

- О! - Полицейский отпустил мою руку, разрешил остаться возле дверей и присматривать за мистером Стюартом, а сам вернулся в гостиную посоветоваться, как поступить со мной.

- Что случилось? - спросил я.

Дон не ответил и повернул голову в сторону открытых дверей гостиной, снова погрузившись в кошмар, который ему невыносимо было видеть. Я не подчинился распоряжению полиции, сделал десять шагов и заглянул в гостиную.

Знакомая комната выглядела чужой и голой. Ни картин на стенах, ни восточных ковров, покрывавших каждый дюйм паркета, ни безделушек. Только голые серые стены, диваны, обитые вощеным ситцем, сдвинутая со своих мест мебель и казавшиеся пустыми и огромными пыльные деревянные квадраты пола.

И на полу - молодая жена моего кузена, окровавленная и мертвая.

По просторной гостиной деловито сновали полицейские, измеряли, фотографировали, снимали отпечатки пальцев. Я знал, что они там, но не видел их. Я видел только Реджину. Она лежала на спине с молочно-белым лицом.

Полуоткрытые глаза еще чуть поблескивали, разбитая нижняя челюсть отвисла, скула рассечена жестоким ударом. На паркете возле ее раскинутых ног лужица мочи, и одна рука со скрюченными мертвенно-белыми пальцами вытянута в сторону, будто в мольбе о пощаде.

Но пощады не было.

Я смотрел на кровавое крошево, в которое превратилась ее голова, и чувствовал, как застывает во мне кровь.

Полицейский, велевший мне стоять у дверей, наверно, получил инструкции, обернулся и, увидев, что я от слабости прислонился к притолоке, в раздражении быстро шагнул ко мне.

- Я же сказал вам, сэр, ждать в холле, - подчеркнуто резко проговорил он, давая понять, что мое состояние - это мое личное дело и его не касается.

Чуть кивнув, я вернулся в холл. Дональд, уставясь в пустоту, сидел на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, в спальни. Я опустился на пол рядом с ним и свесил голову между колен.

- Я… н… нашел… ее, - выдохнул Дональд.

Что можно сказать? И для меня это было ужасно, а он жил с ней и любил ее. Я сглотнул. Слабость прошла, осталось только чувство тошноты, я поднял голову и оперся спиной на стену. Как бы мне хотелось помочь ему, но я не знал, что надо сделать.

- Она… никогда… дома… в пятницу, - бормотал он.

- Знаю.

- В… шесть. В… в… шесть вечера. Она приезжала. Всегда.

- Принести тебе бренди?

- Она не должна была… не должна была быть дома.

Оттолкнувшись от пола, я встал и пошел в столовую.

И только там все значение голой гостиной пробилось в сознание. В столовой тоже были голые стены, пустые полки, на полу валялись перевернутые ящики комодов и буфета. Ни серебряных безделушек. Ни серебряных ложек и вилок. Ни коллекции антикварного китайского фарфора. Только стопка скатертей и салфеток и разбитые бокалы и рюмки.

Дом моего кузена был ограблен. А Реджина… Реджина вернулась домой, хотя никогда в пятницу рано не приезжала…

Я подошел к разграбленному буфету, и меня захлестнула волна бешенства и желания разнести вдребезги головы жадных, жестоких, злобных негодяев, которые разрушают жизнь совершенно незнакомым людям. Сострадание - это для святых. Меня переполняли чувства ненависти, ярости и мести.

Два целых бокала нашлись, но исчезли все бутылки с вином и бренди. Со злостью я толкнул дверь, она закачалась, как маятник, прошел в кухню и наполнил водой электрический кофейник.

Грабители не оставили в покое и кухню. Все полки и шкафы были опустошены и перевернуты вверх дном. Интересно, какие ценности они надеялись найти в кухне? Мне попались на глаза два пакетика чая, и, порывшись в шкафчике со специями, я с идиотским торжеством обнаружил бутылку бренди, которое Реджина использовала для готовки. Мерзавцы хоть это не заметили.

Дональд по-прежнему неподвижно сидел на ступеньках, я всунул ему в руку чашку крепкого сладкого чая и заставил выпить. Он механически глотал, не чувствуя вкуса.

- Она никогда не бывала днем… в пятницу, - без конца повторял он.

- Верно, - подтвердил я и подумал: интересно, сколько человек знали, что по пятницам дома никого нет.

Мы медленно допили чай, я взял у него пустую чашку и поставил на пол рядом со своей. Потом сел на пол рядом с ним, как и прежде. Из холла тоже все ценное исчезло. Маленький чиппендейловский столик, кабинетное кожаное кресло, часы XIX века в форме экипажа…

- Боже мой, Чарльз, - произнес Дональд.

Я посмотрел ему в лицо: в глазах слезы и невыносимая боль. Ничем, ничем я не мог помочь ему.

Безумие затянулось за полночь. Полиция, наверно, делала все возможное, люди вели себя деликатно и не без сострадания. Но у меня сложилось впечатление, что они видели свою задачу в том, чтобы схватить преступников, а не в том, чтобы утешать пострадавших. И кроме того, после десятка вопросов появилось чувство, что у них есть и некоторое сомнение. Ведь известно много случаев, когда владельцы домов сами организуют ограбление своего хорошо застрахованного имущества. Хотя, по-моему, подозревать в этой трагедии ловко устроенное мошенничество не было никаких оснований.

Но Дональд вроде бы ничего не замечал. Он отвечал на их вопросы автоматически, слабым голосом, иногда после долгой паузы.

Да, пропавшие вещи были застрахованы.

Да, они были застрахованы очень давно, много лет назад.

Да, он, как обычно, весь день был в своем офисе. Да, во время ленча он ходил в кафе. Съел сандвич. Он занимается транспортировкой и продажей вин. Его офис в Шрусбери.

Да, его жена была много моложе. Ей двадцать два. Он не мог говорить о Реджине не запинаясь, словно язык и губы не слушались его.

- Она всегда п…п… проводила п…п… пятницу, работая в цветочном м…м… магазине… п… подруги.

- Почему?

Дональд непонимающе посмотрел на инспектора криминальной полиции, сидевшего напротив него за обеденным столом в столовой. Гарнитур антикварных стульев исчез. Дональд сидел в плетеном кресле, принесенном из солярия. Инспектор, констебль и я - на кухонных табуретках.

- Что?

- Почему она работала по пятницам в цветочном магазине?

- Она… Она… Я… нравится…

- До замужества Реджина занималась цветоводством, как художник, - быстро вмешался я, - и любила возиться с цветами. В пятницу она обычно украшала цветами столы и помещения для танцев, свадеб, разных торжеств… - «И составляла венки для похорон тоже», - подумал я, но не смог произнести вслух.

- Благодарю вас, сэр, но я уверен, что мистер Стюарт может и сам ответить на вопрос.

- А я уверен, что не может.

Инспектор криминальной полиции переключил внимание на меня.

- Он слишком потрясен, - добавил я.

- Сэр, вы врач? - В голосе проскользнуло вежливое недоверие, именно недоверие, у меня нет сомнений, что я нашел правильное определение его отношения к Дональду и ко мне. Когда я отрицательно покачал головой, он перевел взгляд на Дональда, жевавшего губы, потом снова на меня. Глаза быстро оценили мои джинсы, поношенную брезентовую куртку, желтовато-коричневый свитер, запыленные туристские ботинки и невозмутимо уставились мне в лицо.

- Итак, сэр. Фамилия?

- Чарльз Тодд.

- Возраст?

- Двадцать девять.

- Занятие?

- Художник.

Констебль бесстрастно записывал в карманный блокнот эти детали, конечно же, проливающие яркий свет на совершенное преступление.

- Картины или что-то еще? - спросил инспектор.

- Картины.

- Как вы провели этот день, сэр?

- В два тридцать сел в Паддингтоне на поезд, а от местной станции пришел сюда пешком.

- Просто визит или с целью?

- Я приезжаю сюда раза два в году, и сейчас тоже, без особой цели.

- Значит, близкие друзья?

- Да.

Он спокойно кивнул и опять переключил внимание на Дональда, но вопросы задавал терпеливо, без нажима.

- В какое время, сэр, вы обычно в пятницу возвращаетесь домой?

- В пять. Примерно, - чуть слышно ответил Дональд.

- И сегодня?

- Так же. - Судорогой ему свело лицо. - Я увидел… дом разгромлен… Я позвонил…

- Да, сэр. Вы позвонили нам в шесть минут шестого. И после того как вы позвонили, вы вошли в гостиную и увидели, что вещи украдены?

Дональд не ответил.

- Если вы помните, сэр, наш сержант нашел вас там.

- ПОЧЕМУ? - с болью произнес Дон. - Почему она приехала домой?

- Надеюсь, мы это выясним, сэр.

Расспросы продолжались и продолжались и, насколько я мог судить, ничего не дали, кроме того, что довели Дональда почти до обморочного состояния.

Хотя мне было бы стыдно в этом признаться, но я страшно проголодался, потому что с утра ничего не ел. Я с горечью представил обед, который заранее предвкушал, Реджина добавляла во все блюда специи, травы и вина и превращала каждое застолье в праздник гурманов. Реджина, с шапкой темных волос, веселая и беззаботная, всегда готовая улыбаться и шутить. Безобидное существо… И попала в такую страшную историю.

В какой-то момент этого вечера тело погрузили в «Скорую помощь» и увезли. Я слышал, когда Реджину выносили, но Дональд, скорее всего, не понял значение шума, вызванного выносом тела. Наверно, его сознание выставило барьеры против такого ужаса.

Инспектор наконец поднялся и незаметно потянулся, чтобы избавиться от судороги, вызванной долгим сидением на кухонной табуретке. Он сообщил, что сейчас уедет и вернется утром, а констебль останется в доме дежурить всю ночь. Дональд с отсутствующим видом кивнул, по-моему, он не слышал ни единого слова и, когда инспектор ушел, по-прежнему неподвижно сидел в плетеном кресле не в силах встать и куда-то двигаться.

- Пойдем, - сказал я, - надо лечь.

Я взял его за руку, поднял на ноги и повел по лестнице в спальню. Он не сопротивлялся и шел будто во сне.

В спальне, его и Реджины, грабители тоже устроили погром, но комната для гостей с двуспальной кроватью, приготовленная для меня, осталась нетронутой. Он в одежде рухнул на постель, закрыл рукой глаза и в отчаянии без конца повторял вопрос, на который нет ответа и который во всем мире задают попавшие в беду:

- ПОЧЕМУ? Почему это должно было случиться с нами?

Следующую неделю я провел с Дональдом, и со временем вопросов становилось все больше и больше, но ответ нашелся только на один из них.

Самый легкий вопрос. Причина, по которой Реджина раньше обычного вернулась домой. В ней и в ее подруге, владелице цветочного магазина, уже несколько недель накапливалось взаимное раздражение. В эту пятницу оно прорвалось и вылилось в ссору, достаточно обидную, чтобы Реджина немедленно ушла. Она уехала примерно в два тридцать и, скорей всего, прямо отправилась домой. Врачи считали, что она была мертва часа два до того, как по вызову Дональда в пять часов шесть минут прибыла полиция.

Об этом в субботу днем инспектор сообщил Дональду. Дональд заплакал и вышел в сад.

Инспектор Фрост, человек по натуре холодный и уравновешенный, спокойно вошел в кухню и встал возле меня, наблюдая в окно, как Дональд понуро бродит по осеннему саду.

- Я бы хотел, чтобы вы рассказали, какие отношения были между мистером и миссис Стюарт?

- Что вы хотели бы услышать в ответ на вопрос КАКИЕ?

- Насколько они были привязаны друг к другу?

- А вы сами не видите?

- Интенсивность печали, - после паузы невозмутимо начал он, - не всегда служит надежным показателем интенсивности чувства любви.

- Вы всегда так разговариваете?

Чуть заметная улыбка мелькнула и тут же исчезла.

- Я всего лишь процитировал положение из учебника психологии.

- Слова «не всегда» означают, что обычно она служит показателем, - сердито бросил я.

Он моргнул.

- Ваш учебник несет ахинею, - добавил я.

- Чувство вины и угрызения совести могут выражаться в форме отчаяния и горя.

- Опасную ахинею. Насколько я мог заметить, у них даже еще не кончился медовый месяц.

- После трех лет брака?

- А почему бы нет?

Инспектор пожал плечами и ничего не ответил. Я отвернулся от окна, где среди яблонь мелькала скорбная фигура Дональда, и спросил:

- Какая вероятность, что пропавшие из дома вещи будут возвращены?

- Я бы сказал, совсем небольшая. Если дело касается антиквариата, то вещи успевают переплыть океан раньше, чем хозяин вернется из отпуска.

- Но в данном случае хозяин никуда не уезжал, - возразил я.

- В последние годы произошли сотни схожих ограблений, но всего несколько предметов удалось найти. Торговля антиквариатом в наши дни - доходный бизнес. - Он вздохнул.

- Воры такие знатоки? - скептически удивился я.

- Отчеты службы тюремных библиотек свидетельствуют, что заключенные чаще всего требуют книги об антиквариате. Мелкие карманники, выйдя на свободу, тотчас же переключаются на антиквариат.

Иногда этот инспектор, сорокатетний мужчина в хорошо сшитом сером костюме, с волосами песочного цвета, говорил, как нормальный человек.

- Может быть, кофе? - спросил я.

Он посмотрел на часы, вскинул брови, кивнул и сел на табуретку. Я включил кофеварку.

- Вы женаты? - спросил он.

- Нет.

- Любовник миссис Стюарт?

- Вы опять за свое?

- Если не задать вопроса, то и не найти ответа.

Я поставил на стол бутылку с молоком и сахарницу и предложил ему. Он задумался с чашкой в руке.

- Когда вы были здесь в последний раз? - спросил инспектор Фрост.

- В марте. До их отъезда в Австралию.

- В Австралию?

- Они ездили туда по поводу австралийских вин. У Дональда возникла идея привозить в Англию в больших количествах тамошние вина. И путешествовали больше трех месяцев. Почему дом не ограбили тогда, когда хозяева были в безопасной дали?

Он почувствовал горечь в моем голосе.

- Жизнь полна отвратительной иронии. - Инспектор вытянул губы и осторожно подул на горячий кофе. - Что бы вы все делали сегодня? В обычных обстоятельствах?

Мне пришлось подумать, чтобы вспомнить, какой сегодня день недели. Суббота. Обычные обстоятельства казались совершенно нереальными.

- Поехали бы на скачки, - ответил я. - Мы всегда ездим на скачки, когда я гощу у них.

- Они любили скачки? - Прошедшее время резануло мне слух. Хотя и правда, так много сейчас осталось в прошлом. Но мне было гораздо труднее, чем ему, говорить о Реджине и Дональде в прошедшем времени.

- Да… Но думаю, они ездят… ездили на скачки в основном из-за меня.

Он попробовал кофе и ухитрился сделать маленький глоток.

- В каком смысле из-за вас?

- Я рисую главным образом лошадей.

Через черный ход в кухню вошел Дональд, вид измученный, глаза красные.

- Пресса проделала дыру в заборе, - угрюмо сообщил он.

Инспектор быстро встал, стиснув зубы, открыл дверь в холл и громко приказал:

- Констебль, выставьте репортеров, залезших в сад!

Издалека донесся голос констебля: «Да, сэр», и Фрост извинился перед Дональдом:

- Я не могу полностью избавить вас от них, понимаете, сэр? На них тоже давят редакторы. В таких случаях, как этот, они хуже докучливых мух.

Целый день вся улица перед домом Дональда была заставлена машинами, в которых приехали репортеры, фотографы, просто искатели сенсаций. Как только открывалась парадная дверь, они толпой кидались на выходившего. Подобно голодным волкам, они прятались в засаде и выжидали появления жертвы. По-моему, они охотились в основном за Дональдом. Его состояние и чувства никого не смущали.

- В редакциях газет прослушивают передачи на частотах, которые использует полиция, - сердито заметил Фрост. - И бывает, что пресса приезжает на место преступления раньше нас.

В другое время я бы засмеялся, но сейчас в нашествии репортеров, когда оно касалось Дональда, не было ничего смешного. Полиция, естественно, по мере сил старалась избавиться от посторонних, как тот полицейский, который не пускал меня в дом, приняв за лазутчика прессы.

Дональд тяжело опустился на табуретку и сник, упираясь локтями в стол.

- Чарльз, - слабым голосом проговорил он, - тебе не трудно подогреть суп, я бы немного поел.

- Сейчас, - удивился и обрадовался я. До сих пор Дональд отказывался от еды, потому что даже мысль о пище вызывала у него тошноту.

Фрост насторожился, словно приготовился к атаке, как если бы получил нужный сигнал. И я понял, что он сидел и выжидал подходящего момента. Но инспектор не спешил и молча смотрел, как я открыл банку с супом, вылил в кастрюльку, долил водой, добавил немного коньяку и разогрел на медленном огне. Дональд выпил две чашки супа и съел тоненький ломоть черного хлеба. Только тогда инспектор вежливо попросил меня оставить их вдвоем и приступил к делу, которое Дональд потом назвал «глубоким копанием».

Через три часа, когда стало темнеть, инспектор ушел. Я наблюдал за его отъездом с веранды на втором этаже. Едва он и его помощник, констебль в штатском, появились на пороге парадной двери, им загородил дорогу молодой человек с дыбом стоявшими волосами и микрофоном в руке. И прежде чем они сумели обойти его и добежать до машины, в сад с громкими криками ворвались репортеры. Они мчались прямо по траве, отпихивая друг друга.

Я методически обошел весь дом, задергивая шторы, проверяя запоры на окнах и закрывая на засов все двери.

- Что ты делаешь? - Дональд выглядел смертельно усталым.

- Поднимаю мосты.

- О-о.

Несмотря на долгий разговор с инспектором, он вроде бы чуть успокоился и лучше владел собой. Когда я закончил укреплять дверь из кухни в сад, он сказал:

- Полиция требует список украденных вещей. Ты поможешь мне составить его?

- Конечно.

- И у нас будет какое-то занятие…

- Правильно.

- Мы делали опись антикварных вещей, но список лежал в том столе, который унесли из холла.

- Чертовски неподходящее место для такого документа, - заметил я.

- Примерно то же самое сказал он. Инспектор Фрост.

- А твоя страховая компания? Там есть список всех вещей?

- Только самых ценных. Картин и драгоценностей Реджины. - Он вздохнул. - Все остальное обозначено просто как «домашнее имущество».

Мы начали со столовой. Дональд поднимал перевернутые ящики и, вставляя их в буфет и комоды, вспоминал, что в них лежало, а я записывал под его диктовку. У него было очень много столового серебра, принадлежавшего семье и по традиции переходившего от поколения к поколению. Дональд с его страстью к антикварным вещам прежде наслаждался возможностью пользоваться старинным серебром, но удовольствие от владения, по-моему, исчезло вместе с вещами. Вместо того чтобы возмущаться утратой, он совершенно безучастно перечислял украденные предметы, и к тому времени, когда мы закончили опись пропавшего серебра, ему явно все надоело.

Посмотрев на ряды пустых полок, где раньше стояла прекрасная коллекция фарфора XIX века, он устало отвернулся.

- Какое это имеет значение? - вяло пробормотал он. - Мне абсолютно все равно…

- Может быть, перепишем пропавшие картины?

Он равнодушно обвел взглядом пустые стены. Можно было безошибочно угадать места, где висели картины, потому что там остались более светлые прямоугольники.

В столовой Дональд и Реджина поместили работы главным образом современных британских художников. Дональду не нравился авангардный стиль в живописи, он говорил, что эти картины «хотят спрыгнуть со стены и устроить скандал».

- Ты, наверно, их лучше помнишь, чем я. Перепиши сам.

- Но я могу что-то пропустить.

- У нас есть что-нибудь выпить?

- Только бренди для готовки.

- Тогда мы выпьем вина.

- Какого вина?

- Из погреба. - Он вздрогнул и вытаращил глаза. - Боже мой, я забыл про погреб.

- А я никогда и не знал, что у тебя есть погреб.

Дональд кивнул:

- Из-за погреба я и купил этот дом. Прекрасно увлажненный подвал с постоянной температурой, необходимой для длительного хранения. Там поместилось маленькое состояние - клареты и портвейны.

Грабители побывали и в погребе. Три ряда полок с пустыми гнездами для бутылок высились от пола до потолка. На деревянном столе одиноко торчала картонная коробка, в каких перевозят бутылки с вином.

- Ох, не может быть… - Дональда трясло с головы до ног. - Значит, так, да?

Я открыл картонную коробку и увидел ряды горлышек с красивыми пробками.

- Это они оставили нам, - заметил я. - В спешке.

- Возможно, и с целью. - Дональд скривил губы в подобие улыбки. - Это австралийское вино. Мы привезли его с собой.

- Лучше, чем ничего, - пренебрежительно бросил я, достал бутылку и стал читать этикетку.

- Лучше, чем многие из тех, какие ты знаешь. Некоторые австралийские вина великолепны.

Я перенес коробку в кухню и плюхнул на стол. Лестница из погреба вела в кладовку рядом с кухней, где стояла стиральная машина и другие хозяйственные вещи. Мне и в голову не приходило, что там есть лестница в погреб: я никогда не обращал внимания на белую дверь, считая, что это всего лишь еще один шкаф. А теперь, задумчиво разглядывая не бросавшиеся в глаза белые филенки, я удивлялся, как грабители вообще заметили ее в стене.

- Думаешь, грабители знали, что вход в погреб здесь? - спросил я. Дональд пожал плечами. - Я бы никогда не догадался.

- Ты не грабитель.

Дональд нашел штопор, открыл бутылку и налил темно-красную жидкость в два кухонных стакана. Я попробовал, и правда, чудесное вино, легко понять даже с моим непритязательным вкусом. «Виннс Кунаварра Каберне Совиньон». Название такое же приятное, как и вкус вина. Дональд рассеянно выпил свой стакан, будто это была вода. Стекло несколько раз клацнуло о зубы. Во многих его движениях еще чувствовалась неуверенность, словно он не помнил, как делал это раньше. И я понимал причину. Он все время думал о Реджине, и эти мысли буквально парализовали его.

Прежний Дональд был уверенным в себе человеком, способным управлять и даже расширить полученный по наследству бизнес средней руки. Лицо упрямца с резкими чертами смягчали янтарные глаза, всегда готовые к улыбке, и он считал лучшей тратой денег приобретение предметов антиквариата и хорошую стрижку в дорогой парикмахерской.

Новый Дональд, придавленный несчастьем, каждый шаг делал будто первый раз в жизни, он пытался вести себя прилично, но словно забыл, что это значит.

Мы провели вечер в кухне, обмениваясь редкими фразами, наскребли какую-то еду и съели ее, сделали уборку, поставив на место сброшенные с полок банки и коробки. Дональд казался полностью поглощенным работой, но половину банок поставил вверх ногами.

Три раза за вечер кто-то звонил в парадную дверь, но не тем кодовым звонком, о каком мы договорились с полицией. Телефонная трубка лежала рядом с аппаратом, поэтому телефон молчал. Дональд отклонил предложения друзей переселиться к ним, видимо, его приводила в ужас перспектива разговаривать с кем-нибудь, кроме меня и инспектора Фроста.

- Почему они не уезжают?! - в отчаянии воскликнул он после третьей попытки репортеров прорваться в дверь.

- Они не уедут, пока не увидят тебя, - объяснил я и подумал: «Пока не выжмут из тебя все до капли и не выплюнут косточки».

- Я просто не могу, - устало покачал он головой.

Дом походил на осажденную крепость.

Ближе к полуночи мы поднялись наверх, чтобы лечь в постель, но я понимал, что вряд ли Дональд уснет, скорее и эту ночь он проведет, как предыдущую, не сомкнув глаз. Полицейский врач оставил снотворное, но Дональд не стал принимать таблетки. Я попытался уговорить его, но так же безрезультатно, как и вчера.

- Нет, Чарльз, у меня такое чувство, что если я приму таблетку, то брошу ее одну. С… спрячусь. Думать только о себе, а не о… о том, как ужасно было для нее умирать, когда рядом нет того, кто… Я любил ее.

Он хотел предложить Реджине такое своеобразное утешение, как собственная боль. Я покачал головой, но таблеток ему больше не предлагал.

- Ты не возражаешь, - застенчиво начал он, - если сегодня я останусь на ночь один?

- Конечно, нет.

- Мы сделаем тебе постель в какой-нибудь другой комнате.

- Прекрасно.

Он открыл шкаф с бельем и растерянно показал на стопки простыней.

- Ты сумеешь?

- Естественно.

Дональд повернулся и будто стукнулся о светлый прямоугольник на пустой стене.

- Они взяли Маннингса, - сказал он.

- Какого Маннингса?

- Мы купили в Австралии. Я повесил его здесь всего неделю назад… хотел, чтобы ты увидел. Это одна из причин, почему я просил тебя приехать.

- Мне очень жаль, - сказал я. Какие-то совсем не подходящие слова.

- Все, - безнадежно вздохнул он, - все ушло.