"Маалуф Амин. Странствие Бульдасара " - читать интересную книгу авторанесмотря на мои колебания. Путешествие, из которого, как мне кажется
сегодня, я уже не вернусь. Не потому ли я без опасений вывожу в своем новом дневнике эти первые строки? В каком виде написать отчет об уже произошедших событиях и о тех, что лишь надвигаются, я пока не знаю. Простое изложение фактов? Личный дневник? Запись дорожных впечатлений? Завещание? Быть может, прежде всего стоило бы рассказать о том, кто породил мои тревоги, связанные с годом Зверя. Его звали Евдоким. Паломник из Московии, постучавший в мою дверь семнадцать лет назад или около того. К чему говорить "около того"? В моих торговых записях есть точная дата. Это было в двадцатый день декабря 1648 года. Я всегда все записывал, и прежде всего мелкие детали, которые так легко забываются. Перед тем как переступить порог моего дома, этот человек перекрестился двумя перстами, потом наклонился, чтобы не задеть каменную арку. У него были руки дровосека, толстые пальцы, густая светлая борода, но маленькие глазки и узкий лоб. Одет он был в черный плащ. Он направлялся в Святую Землю, поэтому он появился у меня не случайно. Ему дали адрес в Константинополе, сказав, что именно здесь - и только здесь - ему может повезти и он найдет то, что ищет. - Я хотел бы поговорить с синьором Томмазо. - Это мой отец, - сказал я. - Он скончался в июле. - Да хранит его Господь в Царствии Своем! - Да хранит Он также всех почивших святых вашей родины! Обмен репликами шел на греческом, единственном нашем общем языке, хотя из-за траура, еще столь болезненного для меня и неожиданного для него, так и по причине того, что он говорил с "папистом-отступником", а я с "заблуждающимся схизматиком". Изо всех сил мы старались не произнести неосторожного слова, которое могло бы ранить веру другого. После краткого молчания он возобновил разговор: - Я очень сожалею, что ваш отец нас покинул. Сказав это, он бросил взгляд внутрь моего заведения, пытаясь разглядеть все эти нагромождения книг, античных статуэток, посуды, раскрашенных ваз, соколиных чучел и спрашивая про себя (но точно так же он мог бы осведомиться об этом вслух), не окажу ли я ему некоторую услугу, раз моего отца теперь нет. Мне было двадцать три года, но в моем круглом, чисто выбритом лице, вероятно, проглядывало еще что-то детское. Я выпрямился, выпятив подбородок. - Меня зовут Бальдасар, и именно я унаследовал дело отца. Мой посетитель ни единым знаком не показал, что он меня понял. Он вновь перевел взгляд на тысячи окружавших его чудесных вещей, взгляд со смесью восхищения и тревоги. Из всех магазинов, торгующих редкостями, наш - вот уже сотню лет - был самым богатым и наиболее известным на Востоке. К нам приезжали отовсюду: из Марселя, из Лондона, Кельна, Анконы, так же как и из Смирны [Смирна - древнегреческое название города Измир. - Примеч. пер.], Каира и Исфахана [Исфахан - город на территории современного Ирана (Персии). - Примеч. пер.]. Смерив меня взглядом с головы до ног в последний раз, мой русский, должно быть, решился. - Меня зовут Евдоким Николаевич, я родом из Воронежа. Мне очень хвалили |
|
|