"Песах Амнуэль. И услышал голос." - читать интересную книгу автора

нами, шалевшими от восторга, невозможно описать. Это надо было видеть и
прочувствовать. И надо было видеть и прочувствовать то время, время моей
юности.


Первые машины времени были громоздкими, как домны, лишь две страны -
СССР и США - владели ими, слишком велики оказались затраты. После каждого
заброса на страницах газет появлялись фотографии и подробные отчеты.
Библиотека Ивана Грозного. Петр Первый на военном совете. Линкольн и
борьба за освобождение. Хронографы стали, по существу, огромными
проекционными, где в натуре оживала история.
Путешествия во времени сродни первым полетам в космос, только
значительно более понятны для всех и потому более популярны. Но никто
никогда не выбирался из машин времени в "физический мир". Никто еще не
примял в прошлом ни одной травинки, не обменялся с предками ни единым
словом.
Как-то мальчишки спорили на улице. Я проходил мимо и услышал. Один
уверял, что изменить прошлое можно, но есть конвенция, запрещающая делать
это. Другой был убежден, что влиять на прошлое невозможно в принципе. Я
подумал о том, как быстро формирует время новые взгляды. Между тем
конвенцию ООН о запрещении навеки какого бы то ни было влияния на Прошлое
принимали уже после смерти Рагозина. Незадолго до смерти учитель заложил
первый камень в здание Института времени - того, что стоит в центре
города, в котором сейчас размещаются только службы управления. А ведь
двадцать лет назад там находились инженеры, разработчики, технологи и мы -
операторы.
Машины времени и сегодня очень дороги - дороже самого современного
космического корабля. Даже размеры удалось уменьшить лишь незначительно.
Забираясь в кабину управления, я всегда ощущал себя винтиком, выпавшим из
какой-то несущественной детали. Я был обвешан датчиками, окружен экранами,
привязан к креслу, о том, чтобы выйти в физическое прошлое, и речи не
было. Но видеть, слышать все происходившее сто, тысячу лет назад - это ни
с чем не сравнимо. Ни с каким полетом в космос. Ни с чем.
Я думал, что со смертью учителя все кончится. Если не хронография, то
моя в ней жизнь. Но Рагозин научил не только меня. Были у него ученики и
поталантливее. Работа продолжалась.
А потом появилась Лида. Нет, сначала в городе открыли Институт
биологии, очередной придаток Института времени. Еще раньше были созданы
Физический институт. Институт химии и даже Институт истории литературы.
Город рос. Институт времени забирал все: людей, коллективы, целые науки.
Биология не была исключением.
Нельзя сказать, что биологи или химики исследовали только то, что мы,
операторы, привозили на лентах и голограммах из прошлого. Своих идей, не
связанных впрямую с хронографией, у них было достаточно.


Впрочем, когда мы познакомились, я вообще не знал, чем занимается
Лида и зачем вообще в городе Институт биологии. Я опять плыл по течению, и
опять меня влекло, и имя этому было - любовь. И имя было - Лида.
Когда мы поженились, городской совет дал нам квартиру на самом