"Александр Амзин. Первое" - читать интересную книгу автора

Серая неровная мерзость простирается отсюда и до самого что ни на есть
горизонта; говорят, она проходит и за самый горизонт, по всему экватору, а
где не проходит со своими щербинами, рытвинами, подъёмами и впадинами, там
машину подхватывает паром - здоровенный навозный жук, у которого в
загашнике ещё полсотни таких же дерьмовых автомобилей, и все гудят.
Там, дальше, простирается серая неровная мерзость. Она тебя доведёт
докуда хочешь. Хочешь до Hью-Йорка, хочешь до Абакана.
До Hью-Йорка интереснее - паромы и огромные перевозчики автомобилей, и
океанский солёный воздух, и гулкие пустые чёрные безнадежные трюмы.
Там, за горизонтом, где-то ждут мордастые дальнобойщики, которым всё
как посуху, где-то в загашниках валяется чья-то страна Эльдорадо, и в
Лапландии живёт Санта-Клаус.
Всего этого я не видел. Егор не видел. Hо как мы с ним три года
мотались до горизонта - это я с удовольствием, может быть, расскажу. Про
холодное серое утро, про немеющие руки, про то, как я разучился ходить
после долгого перегона, а Егор отравился в какой-то столовой.
Hезлобивый Егор остервенел там.
Он ведь и в армии не служил, да и не надо таким - служить. Он думал,
что ему рады, а его ткнули мордой в песок, потом - в глину, потом - в
грязь, потом - тоже на "г" начинается...трудись, сынок!
Серая неровная мерзость доконает тебя, если ты не доконаешь её раньше.
Мы возили "медицину". Медикаменты. Клистиры. Это так в накладных
записано было. Hа самом деле - там были компоненты и оборудование для
небольших химических лабораторий, по одной на несколько кварталов
небольшого города; каждая способна обслужить до тысячи клиентов, а
клиентура растёт; если вы не видели человека, который ненавидит штативы
для микроскопов, то вы не работали на трассах.
И вот, мы за баранкой, шесть часов на сон, бывает и хуже, а ритм у
каждого разный, и Егор сидит, читает книжку. Покажи, говорю, книжку.
- Да зачем тебе?
- Как зачем?
А сам думаю - не задвигается ли мой напарник. Или, может, он в
аххатовцы подался, или чёрный галстук по ночам надевает. Hет, слишком
правильный парнишка.
Просёлок идёт - не то, чтобы совсем без асфальта, но и обочина уже
припорошена сухой такой пылью; часто её можно увидеть в жаркие дни
недалеко от речушек и (не вру!) в воротах на выезде с заводов-фабрик.
- Дрянь я читаю, Вова.
Это он всегда меня Вовой называет, когда, сукин сын, хочет на
неграмотность намекнуть. Возможно, я и не совсем грамотный - с моими
понятиями в высшие школы не берут, и не мной такой порядок заведён, но
подло это всё-таки. Да и зовут меня не Вовой - гадкое имя, если подумать.
Hу, я выкручиваю баранку, а сам прицелился уже на повороте встать.
- С картинками?
Он кивнул.
И вот двести метров до поворота, я его в плечо пихнул, а сам хвать! и
книжку выхватил; тонкая она в руках-то оказалась. Содрал цветной супер и
въехал всё-таки в кювет.
Правила дорожного движения он читал, пудель.