"Анатолий Андреевич Ананьев. Годы без войны (Роман, Том 2) " - читать интересную книгу автора

он был. Ему казалось, что делалось только то, что должно было делаться (и
что делалось всегда в том обозримом пространстве времени, от которого он
начал видеть и понимать); открывался ли съезд журналистов, проходивший в
эту осень в Москве, или созывалась сессия Верховного Совета, или начинал
работу какой-либо научный конгресс - все это лежало в том же ряду событий,
которые, казалось, только в дни, когда происходили, привлекали внимание и
представлялись значительными, но Кирилл, в сущности, не замечал того, что
он и не должен был замечать:
что жизнь людей направлялась и что усилия в верхах не всегда могли
иметь сиюминутную и зримую отдачу. Но отдача эта была уже в том для
Кирилла, что он спокойно мог отделывать свой домашний кабинет и с
уверенностью смотреть на общее течение жизни. "Мне это нравится, я так
хочу", - говорил он себе, тогда как это его "хочу" предоставлялось ему
благодаря только общим обстоятельствам жизни.
Но в то время как одни судьбы более или менее соединялись с общим
движением, другие (как семейные дела Галины, Арсения, Наташи), казалось
многим, не только не имели никакой связи с этим общим движением, но и не
могли иметь в силу уже того положения, что истоком их (как считали эти
многие) было не социальное, а нравственное начало. "Да он всегда был
неуживчив и не знал, чего хочет", - сказал Лусо об Арсении, отводя глаза,
как только стало известно в институте о поступке его. Слова были
произнесены первые попавшиеся, но по смыслу, заключенному в них, Лусо
сейчас же почувствовал, что можно было таким образом обвинить только
Арсения и не затронуть интересы коллектива, то есть интересы самого Лусо
(как он думал о себе и о коллективе); и он стал припоминать затем случаи,
когда Арсений кому-то что-то возразил или отказался от чего-то, что должно
было только подтвердить это дурное мнение о нем. Лусо, опуская глаза,
говорил противоположное тому, что обычно говорил об Арсении прежде; и, как
это всегда бывает в таких случаях, большинство на факультете лишь
повторяло то, что говорилось начальством. Мнение, какое было у всех об
Арсении, было забыто, а всплыли на поверхность лишь его развод с Галиной и
женитьба на Наташе; и по этому-то разводу и женитьбе выводился теперь его
моральный, вернее, аморальный облик. Лишь немногие были не согласны с
таким мнением, но эти немногие выражали свое несогласие только тем, что
молчали или пожимали плечами, и точно так же, как и согласные,
выстроившись все по одну сторону черты, за которой не могли быть затронуты
ничьи интересы, выжидательно наблюдали, чем закончится дело. "Мы знали, мы
чувствовали", - между тем, выражая уже будто мнение коллектива, говорил
Лусо. Он знал, что желающих занять его место - место декана - было среди
коллег вполне достаточно и что были среди них и такие, которые не прочь
подставить ножку, чтобы самнм выдвинуться вперед; и чем больше он теперь
думал над этим, тем энергичнее, как единственно спасительное для себя,
поддерживал мнение о неуживчивости и дурном характере Арсения. "Может
быть, здесь даже что-то патологическое", - добавлял он, чтобы совсем
отделить Арсения от той нормальной (и единственно правильной, как он
полагал)
жизни, какою жил сам и жили, казалось ему, все другие вокруг него.
Известный адвокат Кошелев, никоим образом не связанный ни с профессором
Лусо, ни с его коллегами по институту и взявшийся за дело Арсенпя из того
только профессионального интереса, что в этом деле было на чем проявить