"Михаил Анчаров. Золотой Дождь" - читать интересную книгу автора

меня борода седая, если я небритый. Ну, это, положим, ничего не доказывает,
борода у меня поседела в двадцать лет, а ведь тогда я действительно был
молодой. Борода у меня поседела вскоре после того, как старшина объявил, что
легкий табак нам будут давать последний раз. Потом будет только махорка. Но
что мне с того, ведь я не курил, и легкий табак получали ребята.
Где- то в Крыму совсем недавно археологи вырыли из земли статую
Афродиты Таманской. Фотография обошла газеты всего мира. Нет ни кистей рук,
ни головы - один торс полуприкрытый. У тети Маруси было такое тело. Я его
сразу узнал. Не вру.

ЛЕГКИЙ ТАБАК.

Творчество - это наиболее естественное поведение. Поэтому любовь -
творчество. И от самого естественного поведения родятся дети. Если дети не
родятся, любви нет, выдумки. Как всякий порядочный закон, этот закон тоже
обратной силы не имеет. Дети могут родиться и без любви, тогда это - любовь
на секунду к тому, кого нет рядом.
Когда старшина сказал: "Больше легкого табака не будет", я испугался.
"Как же, - подумал я. - Ведь я никогда даже не узнаю, какой вкус у легкого
табака, а так аппетитно пахнут эти пачки медом и вишней". Никогда -
понимаете? Шел сорок второй год, и слово "никогда" было самым реальным из
всех слов.
Я сегодня слегка пьян, был вчера в гостях. К хозяйке приехал из
геологической партии какой-то ее не то друг, не то муж, который ни разу не
вышел и где-то спал в задней комнате. Хозяйка бегала - то открывать дверь,
чтобы он был в курсе дела, то закрывать, чтобы его не будить, и гости,
раздражаясь, пили друг с другом за ее здоровье и немыслимое счастье с этим
скотом, который вроде бы спал в задней комнате, не сняв сапог, чтобы не
нарушать геологического колорита. И было нетрудно состоять сверхчеловеком и
дитем природы при этой молодой женщине, у которой за душой ничего не было,
кроме библиотеки с подписными изданиями тридцатых годов.
Почему я вспомнил про все это и про легкий табак? Потому что я художник
и затосковал о красоте.
Когда старшина сказал, что легкий табак выдают последний раз, я взял
эту пачку и обнаружил, что она пахла вишней и хрустела в руках. И вспомнил
слово "никогда".
Запасной полк стоял в городке, сбегавшем к Волге улицами, засыпанными
песком, а в просветах домов и хлебных складов виднелись Жигули. Голодные
солдаты - третья норма - слонялись у столовой и с вожделением глядели на
желтые глыбы комбижира и полнотелых официанток из местных жительниц, у
которых много еды, потому что у каждой был огородик и за мешок лука давали
мешок денег. А Паулюс подходил к Сталинграду.
Никогда не будет прежней Москвы, никогда не будет довоенного времени и
меня прежнего, мальчика Кости Якушева, который единственный из мальчишек не
притворялся, что курит.
Я пошел на базар с хрустящей пачкой в кармане, хотел обменять ее на
какую-нибудь довоенную еду - масло, например, потому что я знал, что пачка
легкого табака стоит дорого, хотя это всего-навсего пачка дыма.
Но на базаре я не купил масла. На базаре я купил японский портсигар.
Он был плоский, как медаль, из тонкого черного чугуна, и на нем медью