"Федерико Андахази. Милосердные" - читать интересную книгу автора

до того , что , когда гувернантка до хрипа втолковывала моим сестрам алфавит
, - а они звезд с небес не хватали , хотя и не были законченными и
непроходимыми дурами , - я наблюдала за ними из полутьмы , прильнув к
внутренней стороне вентиляционной решетки. Так я научилась писать и читать.
С раннего детства я также решила , что мне принадлежит подпольная часть
дома: библиотека и располагавшаяся еще ниже кладовка. Отец унаследовал
сказочную библиотеку своего дядюшки , Андре Поля Леграна , чью страсть к
книгам свободно вмещало пространство , отведенное под библиотеку - второй
этаж дома. Тем не менее , отец , решив , что многочисленные тома являются
помехой и лишь захламляют комнаты , распорядился перенести книги , без
всякой системы и порядка , в подвалы.
Библиотека была поистине прекрасна. Слабый свет , сочившийся сквозь
подвальные окошки торжественными призрачными пучками , превращал ее в некое
подобие святилища , нечто вроде языческой базилики или пышного дионисийского
собора , который , несмотря на разруху и запустение , искушал меня - и
только меня одну - самым соблазнительным из грехов. Пряный запах влажной
бумаги, кожаные переплеты, изгрызенные крысиными челюстями листы, черви и
поглотившая буквы плесень придавали книгам сходство с мертвым животным,
останками которого питаются бесчисленные враждующие паразиты (др. Полидори,
сочинитель, мечтающий преодолеть время, выбрал неверный путь). В этой
бесшумной схватке я, существо, питающееся падалью, тоже хотела получить свою
долю. Мне пришлось выдержать долгое и ожесточенное сражение с крысами,
которые, казалось, исполнились решимости пожрать именно ту литературу,
которую я в предвкушении удовольствия оставляла для себя. Я должна была
обладать проворством, читать как можно быстрее, пока мои противники не
успели прикончить книгу. Это была неравная борьба, ведь мне одной
приходилось противостоять сотне грызунов. Стоило лишь какой-нибудь книжке
вызвать мой интерес, и именно она, и никакая другая, подвергалась их атаке.
Те самые книги, которые более всего услаждали мой дух, которых я более всего
жаждала сохранить, становились добычей моих ненасытных врагинь. И не было ни
тайника, который они бы не обнаружили, ни препятствия, которое они бы не
преодолели. Тогда-то я и поняла, что, раз крысы умнее меня, нет иного
выхода, кроме как черпать из кладезя их вековой мудрости. Если книгам
суждено было пойти на корм животным, то я стану самым прожорливым из
хищников. Я читала дни напролет. Заканчивая страницу, я ее тотчас вырывала и
заглатывала не жуя. Вскоре я научилась различать вкус и питательные свойства
каждого автора, каждого текста, каждого литературного стиля или течения. В
этой нескончаемой войне с крысами, чем больше я на них походила, тем
больше - наконец-то это произошло - я ощущала в себе нечто не поддающееся
определению , нечто человеческое. Подобно тому , как человек в процессе
эволюции перешел от сырой пищи к обработанной , я прошла свой путь развития:
перестала пожирать и начала есть. А поскольку рядом находился винный погреб
, ничуть не менее богатый , чем библиотека , я вскоре обнаружило , что
каждому автору подходит определенный сорт вина.
Во время одной из своих первых трапез я пообедала ранним испанским
изданием Кихота; тем же вечером , находясь под впечатлением Однорукого
из-под Лепанто, поужинала Назидательными новеллами, а на следующий
день - вот какое потрясение у меня вызвало мое открытие - я проглотила в
качестве завтрака очаровательное издание Идальго Кабальеро на французском ,
за которое мне пришлось сразиться с крысами лицом к лицу. Затем последовал