"Сергей Андреев-Кривич. Крестьянский сын Михайло Ломоносов (повесть) " - читать интересную книгу автора

Темнело. Сходила ночь. В озёрных зарослях ситника и хвощей затрещит
чирок-трескунок, не поладив с соседом по ночёвке, свистнет умостившийся на
кочке свистунок*, подаст голос кряковая утка, забеспокоившаяся о своих
утятах. По воде ударит большая щука, прошедшая по кругу за ночной добычей.
Из-за реки по гладкой поверхности воды долетит волчий подлаивающий вой. И
снова умолкнет уходившаяся за день птица, перестанет биться ушедшая в
водяную глубь рыба, затаится и утихнет зверь, прислушиваясь или что-то
выглядывая в темноте.
______________
* Ситник - луговая, озёрная и болотная трава. Чирок-трескунок, свистунок -
породы диких уток.

Нальостров, на юго-западной, поросшей лесом излучине которого облюбовал
место Михайло, тонул постепенно в темноте и дымившихся от маленьких озёр
туманах. На низком, с заливными лугами и сочными травами острове этих озёр
было разбросано множество: Рушалда, Лыва, Паритово, Овсянка и другие.
Лежавшие наискось через двинский рукав Холмогоры пропадали во мгле.
Противоположное Нальострову нагорье, или матёра земля - берег, за которым
тянулись двинские земли, - уходило в сумеречную даль.
Михайло сидел у костра и смотрел в огонь. Под горевшими ветвями лежала
красная груда жара, по краям она подёрнулась рыхлой кромкой пепла, по
которому пробегали вспыхивающие огни.
По ночной реке долетела с другой стороны далекая песня. Кто-то затянул
протяжную. Слов слышно не было, только напев медленно уходил в ночную
тишину, замирал у лесной тёмной опушки.
Михайло прислушался. "Один, видно, поёт, - подумалось ему. - Сел где на
берегу и поёт".
Так и в самом деле поёт одинокий певец: закрыв глаза, останавливаясь
иногда на каком-либо слове, прислушиваясь к нему.
"Ночь темна, а бывает, будто дальше как-то ночью видится и в своём
дневном деле, случается, больше поймёшь. Ночью судьба к сердцу ближе".
Михайло лёг на подостланный овчинный тулуп и стал смотреть в ночное небо.
Певец продолжал петь.
"И никто ему не нужен. Сам себя он слушает. Слова не доходят, а
понятно: о судьбе поёт. - Михайло закрыл глаза. - Судьба? В чём она,
судьба?"
И ему стало припоминаться, о чём он говорил на днях с Шубным и
Сабельниковым.

...Когда Михайло и Шубный уселись у ветлы, что одиноко стоит на берегу,
Шубный сразу приступил к делу:
- Вот что, парень. Деется с тобой что-то. Скажись. Таиться от меня не
след.
- От тебя, дядя Иван, никак мне не таиться. Дело моё такое. Книги я
свои, "Арифметику" и "Грамматику", читал и учился по ним. Ну, нравилось,
занятно было. А вдруг понял, что вся моя жизнь в том, в науках. И больше
ничего мне не надобно.
Шубный побил хворостиной о сапог.
- Как в старую веру ходил, помнишь?
К чему бы это Иван Афанасьевич?