"Сергей Андреев-Кривич. Крестьянский сын Михайло Ломоносов (повесть) " - читать интересную книгу автора

Снарядил я карбасок и поплыл тоже в Вавчугу. Авось, думаю, царя
повидать удастся. Никогда не видал. Каков он? Такой ли, как все люди, или
другой?
Пристал я к тому месту, где вода через пильную мельницу идёт, а потом
ручьём в Двину падает. Поднимаюсь на угор, на котором наковальня большая
баженинская стоит. Тут прямой путь к палатам баженинским. Прохожу мимо
наковальни - двое высоченных парней молот в молот по якорному копью бьют.
Железо красное, из огня только, на подвесе висит, а наковальня баженинская
стопудовая, что в землю вросла, гудит и будто под молотами припадает. Парни
так и секут. В кожаных фартуках до плеч, руки заголёны. Не иначе для самого
царя стараются.
Прошёл я мимо наковальни и к дому баженинскому, что на белом тёсаном
камне поставлен, иду. Тут и случись мужичишко наш куростровский, что службу
Бажениным служит. "Скажи, - говорю я ему, - нельзя ли как мне на государя
нашего Петра Алексеевича, всея Руси, одним хоть глазом поглядеть,
сподобиться? Больно уж надобно. Только боюсь: сунусь, а стража топориками
изрубит да бояра громов намечут. Пособи - не чужие ведь, земляки". А он как
посмотрит на меня, будто ума решился я, и говорит: "С неба ты, что ли, Лука,
свалился?" Я и отвечаю: "Нет. Зачем мне с неба валиться? С Курострова
приплыл я, а государя своего всякий поглядеть может". - "Приставал ты под
угором, чай?" - "Там. Где же иначе". - "И мимо наковальни шёл?" - "Шёл". -
"И ничего тебе на ум не вспало?" - и смеётся. "Вспало: вижу парни, двое, по
кузнечному делу хорошо справляются. Аж толпа собралась и глазеет. Хорошо,
думаю, работают". - "Вот и говорю, что с неба ты свалился", - и опять
смеётся. Тут осерчал я, за плечо его легонько тронул, а рука в то время у
меня тяжёлая была, не стар ещё был. И говорю ему так: "Ты, милый человек,
знаешь, это вот как петухи встренутся, так один на другого, будто ума
решились, наскакивают и гогочут, а я тебе не петух, и ты мне как человек
человеку отвечай!" А он руку мою снял, тоже не пустяшный малый был, царство
ему небесное, и говорит: "Я тебе как человек человеку и отвечаю: прямым
путем ты сюда с неба. Мимо государя шёл и не признал". - "Как так - не
признал? Что ты такое сказал? Креста на мне нет, что ли, государя не
признать чтоб? Отец он нам всем!" - "На парней, что копьё якорное выбивают,
хорошо смотрел?" Тут я и схватился: "Ай, ай, ай! Никак, там царь стоит да на
работу и любуется?" - "А работа добрая?" - "Ничего не скажешь, понимаем в
этих делах". - "Так вот, Лука, спасай тебя бог: тот, что изо всей силы,
молот заведя, по наковальне отмахивает, вон всех выше который, тот царь и
будет".
Наслышан я уже был, что царь никакой работой не брезговает, и на руле
умеет стоять, и топор держать. Однако в затылке я себе почесал. Поглядел на
царя, потом на земляка взор перевёл и говорю: "Ведомо, мол, мне, что
государь Пётр Алексеевич, всея Руси, с кузнечным делом хорошо справляется.
Слыхивал. Только вот что ты мне скажи, не чужой ты мне человек: зачем это
государю всея Руси по наковальне молотом что есть мочи выколачивать?
Кузнецов, что ль, у нас не стало? Не хватает ли? Сколь хочешь. Выходит -
тешится царь, силушка по жилушкам переливается. Не для дела. Пошто руки
царские надрывает?"
А мужичишко-то наш, прими, господь, душу его в царство праведных,
умственный человек был, любил про всякое думать да умом доходить. И говорит
он мне таковые слова: "А ты угадай". А сам ухмыляется. Отвечаю ему: "Сам ты