"Анатолий Андреев. Давление зла" - читать интересную книгу автора

отозвалась Ольга и ушла в дом, приостановившись и бросив через плечо: - Я
вам на веранде постелю. Там попрохладнее будет..."
Федор, чувствуя непонятную неловкость, словно совершил бестактный
поступок, закурил последнюю в этот день сигарету. Аркадий шумно повозился
рядом, посопел и извиняющимся тоном сказал:
- У нас тут, эта, разные места есть... Которое место, дак у самой
деревни, водит... Я сам в этим годе, понимаешь, заблудил. И, главно дело, до
деревни шагов сто, а заблудил...
Он вздохнул, затих, а потом снова завозился - видимо, собирался еще
что-то сказать, но из темноты от крыльца позвала Ольга Васильевна, и они
пошли в дом. На веранде было чисто, стоявший там диван был застелен
белоснежными похрустывающими простынями. Висящая под потолком лампочка без
абажура не была включена - уютно светилась настольная лампа, и Федор,
приятно удивленный, взглянул в сторону двери, где в этот именно миг
остановилась бесшумно проходившая мимо хозяйка. Улыбки ее нельзя было
рассмотреть в полумраке. Она угадывалась по голосу:
- Меня вещи слушаются. И я знаю, что мужчинам нужно...
Последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно, и Федор усмехнулся,
и тут до слуха его донесся чуть слышный ее смешок. Федор улегся, собрался
было почитать перед сном, но тут же уснул.
...Разбудил его куриный переполох. Несколько кур не то истошно выясняли
что-то под окном, не то перепуганы были до истерики - уснуть, во всяком
случае, под этот гам нечего было и думать. В окно сочился пепельный
пасмурный свет. "А какая погода была вчера!", - с тоской подумал Федор. Он
оделся и вышел на крыльцо. Куры давно успокоились - поблизости не видно было
ни одной. Дождя не было; солнца, впрочем, тоже. Под навесом загадочно
притихла машина, неярко поблескивая хромом и стеклом. Вообще тишина вдруг
установилась такая, что не верилось, что разбудил его шум во дворе. Он
внимательно огляделся. Хозяев не было и в помине. Спят еще? Похоже на то...
Он спустился с крыльца, не торопясь вышел за калитку. На улице тоже стояла
ненастоящая тишина. Федор вспомнил жутковатое безмолвие, царившее в лесном
урочище, куда занесла его нелегкая, и зябко передернул плечами - показалось
вдруг, что в спину подуло ледяным сквозняком...
Послышался глухой перебивчивый топот ног по земле. Из чьего-то двора
выбежала ватага детей. Они бежали, перегоняя друг друга, толкаясь и задевая
один другого плечами, но, кроме топота, не издавали ни звука - ни вскрика,
ни смеха, ни громкого разгоряченного дыхания. Они пробежали мимо Федора;
один из них, совсем маленький мальчик, бежал, оборачиваясь, поднимая к
Федору ухмыляющееся взрослое лицо - лицо карлика. Федору стало жутко, и он
проснулся. Одуряюще пахла какая-то трава - здесь, на веранде. Сквозь
прозрачные тюлевые занавески сочился тусклый серый свет. "Светает. Часа
четыре утра..." - подумал Федор. Было тихо, ни ветерка, ни шороха. Он
нашарил настольную лампу и щелкнул выключателем. За окнами мгновенно
стемнело. Ему чудился сквозь стекло чей-то чужой пристальный взгляд.
Стараясь все делать так, как если бы этого ощущения не было, Федор взял со
столика часы - четверть пятого. Затем нашарил на столе сигареты и, прихватив
пепельницу, выключил свет. Когда глаза чуть привыкли, он подошел к открытому
окну и, поставив на узкий подоконник пепельницу, сел. Закурив, он выпустил
дым в окно, всматриваясь в смутный, пасмурный двор за окном, темные кусты за
заборчиком, светлую полосу неба на востоке. Чувство чужого присутствия