"Леонид Андреев. Петька на даче (авт. сб. Рассказы и повести)" - читать интересную книгу автора

свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит, - он
добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал.
С одной стороны был факт - удочка, с другой призрак - Осип Абрамович.
Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное
перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая
высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил
барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он
не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он
закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те
пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по
руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и
песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
Своевременно Петька успокоился, и барин говорил барыне, которая стояла
перед зеркалом и вкалывала в волосы белую розу:
- Вот видишь, перестал, - детское горе непродолжительно.
- Но мне все-таки очень жаль этого бедного мальчика.
- Правда, они живут в ужасных условиях, но есть люди, которым живется и
хуже. Ты готова?
И они пошли в сад Дипмана, где в этот вечер были назначены танцы и уже
играла военная музыка.
На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в
Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но
только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.
Подержанная гимназическая курточка облекала его худенькое тело, из-за
ворота ее выставлялся кончик белого бумажного воротничка. Петька не
вертелся и почти не смотрел в окно, а сидел такой тихонький и скромный, и
ручонки его были благонравно сложены на коленях. Глаза были сонливы и
апатичны, тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и
под носом. Вот замелькали у окна столбы и стропила платформы, и поезд
остановился.
Толкаясь среди торопившихся пассажиров, они вышли на грохочущую улицу,
и большой жадный город равнодушно поглотил свою маленькую жертву.
- Ты удочку спрячь! - сказал Петька, когда мать довела его до порога
парикмахерской.
- Спрячу, сынок, спрячу! Может, еще приедешь, И снова в грязной и
душной парикмахерской звучало отрывистое: "Мальчик, воды", и посетитель
видел, как к подзеркальнику протягивалась маленькая грязная рука, и слышал
неопределенно угрожающий шепот: "Вот, погоди!" Это значило, что сонливый
мальчик разлил воду или перепутал приказания. А по ночам, в том месте, где
спали рядом Николка и Петька, звенел и волновался тихий голосок и
рассказывал о даче, и говорил о том, чего не бывает, чего никто не видел
никогда и не слышал. В наступавшем молчании слышалось неровное дыхание
детских грудей, и другой голос, .не по-детски грубый и энергичный,
произносил:
- Вот черти! Чтоб им повылазило!
- Кто черти?
- Да так... Все.
Мимо проезжал обоз и своим мощным громыханием заглушал голоса мальчиков
и тот отдаленный жалобный крик, который уже давно доносился с бульвара: