"Павел Андреев "Шесть рассказов: Пыль, Дым, Шанс, Пуля, Старый анекдот, Самый легкий день был вчера!"" - читать интересную книгу автора

наполненные радостью и разочарованием. Точно такая же пуля, пущенная моей
рукой, освободила сердце этого афганца от ненависти.
Уже все кончилось. Пулеметчик спрыгнул с крыши в сад, расположенный за
домом. Но, видимо, из двух мусульман, имеющих одинаковые шансы умереть в
этот день, Аллах наказал пулеметчика -- он подвернул ногу при приземлении на
мягкую землю сада. Наш хлопкороб спокойно, словно гвоздями, пришил короткими
очередями бедолагу к его родной земле.
Помещение, из которого снайпер заставлял нас с Иргашевым лежа глотать
пыль, оказалось вульгарным туалетом. Пол здесь был усыпан гильзами от
автоматической винтовки, найти которую мы не смогли. В стенах туалета были
проделаны аккуратные бойницы. Выглянув в одну из них, я увидел проулок, в
котором лежал несколько минут назад. В этот миг я понял, что только чудом не
стал точно таким же мешком с костями, как тот убитый в доме дух. Снайпера
ребята так и не нашли. Добросовестно закидав сортир гранатами, группа
покинула этот дом. Уже сразу же за углом мы столкнулись с группой замполита.
Пара ласковых слов в ответ на наши сбивчивые объяснения -- вот и весь
протокол нашей встречи. Мы задерживали роту, задача которой была выйти на
рубеж и замкнуть кольцо оцепления. Всего лишь. Вспоминая позже этот день, я
думал, остался ли жив тот снайпер из туалета?
...Я прислонился к стене туалета, рассматривая проулок в бойницу.
Внизу, в глубине ямы с дерьмом, раздался непонятный то ли всплеск, то ли
шлепок. Я осторожно подошел к краю уж слишком узкой дыры и ничего не увидел,
но, невольно отклонившись назад, вдруг заметил его, вернее его тело. Он
висел, зацепившись за что-то. Видимо понимая, что его могут заметить,
стрелок судорожными движениями переместился вправо. По тому, как дрожало
тело, я понял, что провисит он недолго. И я оставил ему шанс, точно так же,
как и он мне, там, в проулке...
Когда я узнал, как легко можно умереть, я могу сказать, что жить тоже
можно легко. Но тяжелая смерть не подразумевает легкой жизни и тяжелая жизнь
-- тоже не пропуск к легкой смерти. Хотя, кто может сказать, кому из нас
было легко в тот день. Может быть, шанс, подаренный мной стрелку, был самым
тяжелым его испытанием. Может быть, моя доброта зародила зло и ненависть в
его сердце так же, как в моем сердце -- нерасторопность убитого мной духа.
Приписывая себе победу, мы забываем, что в основе ее лежит чья-то ошибка,
потерянное кем-то самообладание. С годами парад наших побед превращается в
больничный обход чужих жертв и поражений. В Азии всегда милость к
побежденному была признаком слабости, а усилие над собой -- верным признаком
присутствия воли.
Я тогда думал, если мы побеждаем себя, переставая быть рабами
собственного тела, то чья ошибка лежит в основе нашей победы, кто тот, что
упустил шанс, найденный нами? Видимо, платить приходится всем. Не здесь, так
там. Не сегодня, так завтра.
Потом война продолжилась и я потерял обе ноги. Пешком, при подрыве на
противопехотном итальянском фугасе (много позже жизнь сведет меня с
человеком, который гордо мне заявит, что является офицером шестого отдела,
но до этого он был сапером в Кундузе. И когда на его вопрос, как меня
угораздило, я ответил про противопехотный итальянский фугас, он мне с
пониманием прошамкал, что, мол, он такие видел (!?). Я еще поддакнул, мол, с
веревками вместо ручек. Я уже знал, кто сидит передо мной, и что ему до фени
моя история. Он такой же сапер, как я -- барабанщик, а нужна ему была