"Иво Андрич. Исповедь" - читать интересную книгу автора

тяжестью. Так они тронулись в путь, старательно обходя центр города.
Три часа поднимались в гору по каменистому склону, а потом начали
спускаться по крутому берегу Бабина Потока. Шагах в двухстах под ними
чернело высохшее дно ручья, усеянное большими валунами. Весной и осенью их
приносит сюда ручей, который теперь, в зимнюю пору, совсем терялся среди
камней и почерневших древесных стволов. На пригорке между двумя соснами
показался дом Лёлё. Они остановились. Крестьянин еще раз огляделся по
сторонам и дал монаху знак спешиться. Фра Марко, сгоравший от нетерпения,
отказался зайти к Лёлё, завел коня в скалы и привязал его к промерзшему
можжевеловому кусту. Они стали спускаться вниз по каменистой осыпи.
Крестьянин шел легко и привычно, а фра Марко шагал с трудом, хватался левой
рукой за острые уступы скал и громко охал. Они очутились в мрачном каменном
ущелье, где даже летом не бывало травы.
Под одной скалой Лёлё остановился и подождал монаха. Перед ними зияло
отверстие - почти правильный круг немногим больше метра в диаметре.
Последние шаги требовали особой осторожности: каменистая осыпь переходила в
голую и гладкую отвесную скалу, еще покрытую утренним инеем. Вероятно, Лёлё
подал гайдуку какой-то знак, - в пещере что-то зашуршало, зашевелилось и
показался край серого плаща. Лёлё помог фра Марко подойти к пещере и снова
поднялся на скалу, монах же приблизился к самому отверстию. На него пахнуло
таким смрадом, что он застыл на месте. Никогда еще - ни на кладбище, ни в
самых жалких крестьянских лачугах - не встречался он с таким зловонием.
Словно тут разлагался покойник или лежал больной, закупоренный в тесном
помещении без воздуха.
Фра Марко сел у самого входа в пещеру, касаясь шапкой верхнего края
отверстия. Только теперь он увидел, как низка пещера, - почти целиком ее
заполнял серый плащ, из-под которого показался человек. Сначала появились
руки, большие, тощие и совсем черные, а следом за ними лицо, обросшее
седоватой бородой и изуродованное черной потрескавшейся коростой - след рожи
и примочек из настоянной на водке полыни. Большие карие глаза с растерянным
и безразличным выражением, какое бывает при сильной лихорадке, на миг
поднялись на монаха и снова опустились. Голова человека вдруг точно осела,
Роша уронил ее на руки. Монах перекрестился и, прочитав короткую молитву,
стал уговаривать гайдука исповедаться.
Роша оказался упрямее, чем можно было ожидать от человека в его
положении. Вероятно, оказывать сопротивление и защищаться было для него
делом привычным. Свой отказ и несогласие он выражал тем, что непрестанно
мотал головой. А фра Марко после первых спокойно произнесенных слов вошел в
раж и поминутно воздевал руки - одну или обе сразу. В воздухе мелькали то
гневно сжатые кулаки, то кисти с расставленными пальцами, будто он, чем-то
ошеломленный, пытался кого-то в чем-то уверить. Если б кто-нибудь издали
наблюдал за ним, не слыша слов, то непременно решил бы, что тут гайдуки
делят добычу. Не замечая уже ни тесноты, ни вони, фра Марко все глубже
втискивался в пещеру. Роша отвечал ему, но от исповеди упорно отказывался.
Говорил он невнятно, коротко и неохотно, как человек, не имеющий ни малейшей
надежды быть понятым, да и не очень-то этого желающий. Язык у него распух,
зубов не было. Хрип и рокот в широкой груди, сопровождавшие каждое его
слово, как подземный гул, почти заглушали его голос.
Роша не отрицал, что не хотел исповедоваться, и отказывался от
священника.