"Алексей Андреев. Среднерусские истории" - читать интересную книгу автора

Каково при этом рядомстоящим - страшно даже представить. Любопытно, что
телосложение ягодкино никакими особыми формами не отличается, напротив, для
наших мест выглядит скорее худощавым, недостаточным, так что где и как
зарождаются столь могучие децибелы - большая природная тайна.
Наконец, есть там и еще один человек, ни имя, ни фамилия которого
никому не известны, поэтому зовут его Татарином. Не из-за национальности
зовут, нет, национальность у него тоже какая-то темная, во всяком случае,
никто из тех, кто самонадеянно считает, что в курсе своей национальности,
его за своего не признал, - а лишь как незваного гостя, который известно
кого хуже. Объявился он в Выселках несколько лет назад, самочинно занял
никому не нужную развалюху, чуть ее подправил тарными дощечками, ближайшим
сухостоем и принесенным паводком от какой-то неведомой лесопилки с верховьев
горбылем и тихо зажил. Как его ни пытали, как к нему ни подкатывались с
расспросами - ничего определенного он о себе не сказал, но, по всему, был
грамотен, а то и учен, слова иногда произносил такие, которые и Нину
Петровну с Тихоновной ставили в тупик, остальных же больше озадачивали не
они, а сама его манера говорить, весь строй его речи - слишком уж
правильный, грамотный, когда все произносимое вроде бы и знакомо, а в целом
получается как-то странно и непонятно. И поневоле в душу простого человека
закрадывается подозрение: не то над ним ехидно издеваются, не то специально,
чтоб унизить, умничают. Раньше так только из телевизора говорили, а потом и
оттуда перестали, чтоб от народа, в усредненной массе своей косноязычного,
не отрываться. А этот как в прошлом веке застрял. Или вообще в позапрошлом.
Вот, собственно, и все обитатели Выселок, за исключением некоторого
количества разной бессловесной живности, но так как в случившейся истории
она никакого участия не принимала, значит, и описывать ее нет нужды.

За день до этого Елизавета обошла всех и настойчиво пригласила на общее
собрание. Люди наши к собраниям с детского сада привычные, поэтому никто
особо не удивлялся. Спрашивали только о теме. Да и то в подтексте звучал
совсем иной вопрос: не будут ли деньги собирать на что-нибудь общественное?
Потому что если будут - то лучше сказаться больным.
Прекрасно понимая невысказанное, насчет денег Елизавета успокаивала
сразу, а вот по поводу остального темнила - отвечала уклончиво, говорила
только, что тема важная, нужная, жизненно необходимая, какая именно - узнают
завтра. И произносила всякие туманные фразы типа: "Время настало... Час
пробил... Решение назрело... Или завтра, или никогда..." Короче -
интриговала. Обеспечивала явку.
И обеспечила. На следующий день в оговоренный час явились все. Даже
враждебная Тихоновна с независимым видом во двор к ней вплыла, прихватив с
собой зачем-то внушительный том энциклопедического словаря одна тысяча
девятьсот мохнатого года издания - не то для важности, не то на случай
самообороны, не то, чтобы демонстративно листать, когда скучно станет. И
Татарин тоже пришел, хотя всегда держался наособицу и ни в чем таком
массовом старался участия не принимать. Да и не в массовом тоже.
Расселись во дворе, под навесом, на заранее вынесенных хозяйкой
скамейках. И с умеренным интересом на нее уставились.
- Сначала хочу задать вам один вопрос, - начала Елизавета. - Вот как мы
здесь, по-вашему, живем?
- Известно как - х..во! - не стал далеко лезть за ответом Петр.