"Искатель. 1987. Выпуск №1" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА 14

— Наташка-то развелась… — сказала мать.

Я даже не заметил, когда она вошла, — транзистор сильно орал.

— Наташка?.. — рассеянно переспросил я. — Какая Наташка?

Мать остолбенела.

— Наташка… — беспомощно повторила она, и я наконец отвлекся от разложенных на столе деталей.

— Развелась? — спросил я. — Давно?

— Да, говорят, недели две уже…

— Понятно… — сказал я, помрачнев. Вставил одну деталь в другую и состыковал все это с третьей.

Мать долго ждала продолжения. Потом подошла к столу и выключила транзистор.

— Ты жениться когда-нибудь думаешь? — прямо спросила она.

— Думаю, мать, думаю…

— Вижу, как ты думаешь! — сказала она, сердито наблюдая за тем, как детали в моих руках мало-помалу собираются в большой ярко-оранжевый пистолет. — Хоть бы Гриша на тебя, что ли, подействовал! У них-то с Люсей…

— Мать, — сказал я. — Ну ты же раньше Люську терпеть не могла.

— Мало ли что! — возразила она. — Раньше я ее не знала…

— Да пойми ж ты, мать…. — сказал я с тоской. — Ну не до того мне сейчас!

— Да уж вижу, что не до того! Семьи нет, детей нет, а он сидит в игрушки играет!..

Повернулась и вышла. Я с досадой бросил собранный пистолет на стол. Развелась… Ну и развелась! Какая тут Наташка, когда мы с Гришей уже второй месяц вроде как на военном положении!

Тут я заметил, что одна деталька осталась лишней. Ну вот… Снова теперь разбирать…

Машинку изучил — не хуже своего пресса. Собрать-разобрать — с закрытыми глазами, хоть норматив сдавай, а как работает — убей не пойму… Вот она откуда, эта деталька. И все равно — какая-то она лишняя…

Мать говорит, характер у меня совсем испортился. Испортишься тут… И от Гриши проку никакого! Показать, где планета находится, — он не астроном, карту начертить — он не географ. Ну хотя бы приблизительно нарисуй: вот здесь океан, здесь материк… Не может. Ему этого знать не полагалось. А что тебе знать полагалось? Свою работу. Ну о работе расскажи! А что о работе?.. Стоял кнопки нажимал, за стеклышком прозрачные трубы ехали… Глаза б мои на него не глядели!..

А что это транзистор замолчал? Ах, да… Я шлепком вогнал трубчатую антенну в гнездо по шляпку и поднялся из-за стола.

Время было позднее. Взглянув поверх занавески, в одном из желтеньких окон соседнего дома я увидел дядю Колю. Вот еще тоже жертва… Нет, кроме шуток: здорово на него тот случай подействовал. Тихий стал старичок, задумчивый. Пенсию домой приносит до копеечки, а уж сквер, наверно, за версту обходит…

А хуже всего то, что я так до сих пор и не понял, чего мне от этих ангелов ждать. Все клочками, ничего не стыкуется… Бежал Гриша легко. Слишком легко. Как будто нарочно отпустили… По доброте своей, по ангельской… Потом эта операция по изъятию. Умные люди так операцию проводят? Устроили, понимаешь, спектакль — штук пятнадцать одинаковых рыл вокруг завода! И засада была дурацкая: у проходных ждали, у дыры… А если бы Гриша догадался в любом месте через стену махнуть? И как это тот ангел позволил, чтобы Бехтерь со своими чижиками ему морду набил? Опять по-ангельски? Врезали по правой — подставил левую? Или рассекретиться боялся раньше времени?.. А я ведь помню, как тот, с пистолетом, шел через сквер. Жуть берет, как он шел. Профессионала-то за версту видно…

В Гришиной комнате пискнула койка. Я удивился и, прихватив пистолет, направился к нему.

— А я думал, ты Люську пошел провожать…

Гриша неподвижно сидел на койке, уставясь куда-то в угол.

— Я не имел права втягивать тебя в эту историю, — глухо сказал он. — И ее тоже…

Неужели он весь вечер так просидел — глядя в стену?

— Ну пойди повесься тогда, — предложил я. — Чего уж теперь…

— Ты просто не представляешь себе размеров опасности…

— А ты меня не пугай. Я и так боюсь.

Он недоверчиво поглядел на меня.

— Правда?

— А то нет? — проворчал я.

Помолчали.

— До сих пор не пойму, — признался он. — Как тебе удалось тогда с ними справиться? Ведь это были Стражи, Минька! Понимаешь, они… Они — как десантники.

— Вот то-то и оно, — буркнул я. — Они — как десантники. А я — десантник. Бывший, правда… Почему Люську провожать не пошел?

Плечи его сразу опустились, взгляд потускнел — сидит, в стенку смотрит.

— Будет лучше, если мы с ней поссоримся…

— Поссоритесь?.. Ты с какого гвоздя сегодня сорвался?

— Если я вдруг исчезну… для нее это будет ударом.

— Ага… — сказал я, помаленьку приходя в себя. — Нормально… А раньше ты что же?

— Раньше она не относилась ко мне серьезно.

Вот так! А я думал, он ничего не понимает…

— Пойдешь завтра провожать! — бросил я. — И попробуй только не пойти! Провожалки обломаю, понял?

И, надо полагать, угроза моя на Гришу подействовала, потому что через пару дней подкрановый Аркашка разнес по цеху весть, что дело у Гриши с Люськой вроде бы идет к свадьбе. Да и Люська уже при встрече со мной не отворачивалась, а улыбалась. Ну и наконец поздоровалась однажды. Сама. Случилось это на улице. Как раз прошли дожди, асфальт подсыхал, листва блестела, как вымытая. Постояли, поговорили…

— А все-таки — с кем вы тогда дрались? — спросила она.

— С инопланетянами, — твердо сказал я.

Люська засмеялась.

— Ох, отлуплю я тебя когда-нибудь, Минька! — пообещала она. — Как в детстве лупила.

— Да уж лупила ты меня как в детстве! — возмутился я. — Это еще выяснить надо, кто кого лупил!

— А у качелей тогда?

— Интересное дело! — сказал я. — У качелей! Конечно! У меня тогда глаза были песком засыпаны…

Тут лицо у Люськи стало — не поймешь — то ли нежным, то ли озабоченным. Что она там увидела? Я обернулся. Полная молодая мамаша катила по просыхающему асфальту широкую детскую коляску с двумя близнецами. Прервав разговор, мы смотрели, как она обходит по краешку лужу, отразившись в ней вместе с коляской. Потом колесо чиркнуло по воде, и отражение немедленно порвалось в мелкие клочья.

— Что с Гришей, Минька? — каким-то надломленным голосом проговорила Люська.

— А что такое?

— Не знаю… — сказала она. — Аркашка говорит, он от жены сбежал. Врет, конечно… Но я же чувствую: Гриша от меня что-то скрывает. Минька! С кем вы тогда дрались?

— С женой Тришкиной, — сказал я.

В другой бы раз она мне этого не простила. Но больно уж денек стоял хороший. На Люську вообще погода сильно действует.

— Дурачок ты, Минька, — искренне сказала она. — Сколько тебя помню — всегда дурачком был.

— Ага, — бодро согласился я. — Дурачок. Иванушка-дурачок. Тридцать лет на печке лежал.

— И неграмотный вдобавок, — засмеялась она. — Это же не Иванушка, это Илья Муромец на печке лежал…

Кончался август. И я не знаю, в чем дело, но только после того разговора с матерью Наташка стала попадаться мне на глаза чуть ли не каждый день. Еле успевал на ту сторону переходить. Но однажды все-таки не уберегся.

— Ну куда ты полез, Миша! — услышал я совсем рядом ее рассерженный голос и, вздрогнув, остановился. — Куда тебя понесло? Вернись сейчас же!

Это она со своим пацаном воевала. Увидев меня, растерялась.

— Миша?.. Здравствуй…

А губы — ну совершенно детские. И носик такой пряменький, аккуратный… Не то что Люськин рубильник.

— Привет… — осторожно отозвался я. — Как жизнь?

— Вот… погулять вышли… — ответила она.

Я смотрел на нее и соображал, что бы еще такое сказать. — Я слышал, развелась ты…

— Развелась… А ты? Так до сих пор и не женился?

— Да некогда все, — сказал я. — Дела.

— Дела? Какие?

— Такие дела, что закачаешься, — хмуро ответил я.

— Скамейку нашу помнишь? — спросила она вдруг.

Я буркнул, что помню.

— Сменили ее. Новую поставили…

— Серьезно? — сказал я. — Надо пойти посмотреть.

Она жалко улыбнулась уголком рта.

— Чего уж там смотреть…

Замолчали. Наташкин пацан штурмовал ограду сквера — протискивался меж прутьев туда и обратно.

— А у меня день рождения скоро…

— И что? — насторожившись, спросил я.

— Приходи. Если сможешь, конечно…

Так… Потянули телка за веревочку… Не дурачок ведь, понимаю, в чем дело. Все прекрасно понимаю. Не дождалась, выскочила замуж, промахнулась, развелась, вспомнила, что Минька Бударин до сих пор не женат.

— Не знаю, в общем… — промямлил я. — Мы тут, понимаешь, как раз тридцатого всей сменой за грибами выезжаем…

Насчет грибов я не врал. Наши уже и туески подготовили, и автобус был заказан. Сам-то я, правда, ехать не собирался.

Кое-как унеся ноги, решил взглянуть на новую скамейку. Посидел на ней, потрогал гладкий брус, где раньше было вырезано крупно и глубоко:

Ладно. По грибы — так по грибы. За мной ведь тоже, как за Гришей, глаз да глаз нужен. Оставь меня в городе — возьму да и сорвусь на день рождения, кто меня знает!

Кто-то остановился передо мной, постоял немного и сел рядом. Я покосился на подсевшего и увидел, что это Бехтерь.

— Ну, здравствуй, — неприветливо сказал я ему. — Что? Лавки другой не нашлось?

Бехтерь снял фирменные очки и долго тер переносицу.

— Ну хоть ты бы мне, что ли, объяснил, — с тоской попросил он. — Бил я его тогда или мне это так, от злости померещилось?

— От злости, — сказал я.

Бехтерь усмехнулся. Что-то плохо он выглядел — то ли больной, то ли усталый.

— Ничего, — сказал он. — Она еще с ним наплачется…

— Это почему же?

— Наплачется, — упрямо повторил Бехтерь. — Вот увидишь. Я-то знаю, что он за человек…

— А ты-то сам что за человек?

Бехтерь вдруг ухватил меня за руку.

— Минька! — сказал он. — Не хотел я с ним тогда драться, веришь? Хотел подойти, поговорить по-людски, с глазу на глаз… Она ведь заявление из загса забрала, Минька! А он даже говорить со мной не хочет. Морду воротит, понимаешь? Простите, говорит, мы с вами не знакомы… Ах ты, думаю!..

Бехтерь задохнулся и умолк. Так это он, выходит, один на один отделал того… которого я потом рейкой? Аи да Валька! Как же надо было разозлиться!..

— Не того ты отлупил, Бехтерь, — сказал я ему. — Не Гришу.

Он вскинул голову.

— Что… правда?

— Правда, — сказал я.

Бехтерь подумал, потом уныло кивнул.

— И что он теперь? Этот, кого я… В суд на меня, да?

— Да нет, Бехтерь, — вздохнул я — Никто на тебя в суд подавать не будет…

Первый раз в жизни я говорил с ним не раздражаясь. А может, меня и раньше раздражал не столько сам Бехтерь, сколько этот его дурацкий фирменный оскал.

— Кончай киснуть, Валька, — сказал я ему. — Сам понимаешь: ушла — значит, ушла. Другую найдешь.

— Не найду, — безразлично ответил мне Валька Бехтерь.