"Леонид Андреев. Жертва" - читать интересную книгу автора

- Таисия! - воскликнула мать, но, увидев сумасшедшие глаза Таисии, не
посмела продолжать. Не посмела она поднять и деньги, так как Таисия нарочно
ходила по бумажкам и по мелочи и даже напевала что-то, будто не замечая ни
матери, ни ее денег. Так они и пролежали на полу до минуты, когда обе
женщины ложились спать. "Ночью поднимет", - подумала Елена Дмитриевна, но и
ночью, когда она вставала, и утром деньги продолжали валяться на полу. Со
слезами собрав их, Елена Дмитриевна положила на стол - и со стола снова на
пол сбросила их Таисия. И, завиваясь перед маленьким зеркальцем, будто с
беззаботностью мурлыча и кося глазами, чтобы увидеть в зеркале свои бледные
уши, Таисия захохотала и спросила:
- Это ваши тридцать серебреников?
- Так-таки и не возьмешь, Таичка?
- Ваши тридцать серебреников? Ах, пожалуйста, пусть полежат на полу
ваши тридцать серебреников.
- Таисия!..
Но опять встретила сумасшедшие глаза Таисии и не посмела продолжать.
Так Таисия и не взяла денег, так и уехала в город, и больно было подумать,
как она теперь будет вертеться со своими грошами; и еще ничто в жизни так не
жгло рук Елены Дмитриевны, как эти деньги, эти тридцать серебреников, когда
она запирала их в свой комод - на что они ей-то? На другой день все-таки
робко спросила дочь:
- Как же ты теперь, Таичка, без денег?..
- Как? Очень просто. Я теперь не завтракаю. И чаю пью одну чашку. А
что? Жгутся серебреники?
Она действительно не завтракала, и ненависть горела в ней: было страшно
за ее впалую грудь, где вмещалось столько безысходной злобы, себя самое
кусающей. А еще через день и потом уже каждое утро Таисия сама спрашивала
мать:
- Ну, что же? Целы ваши тридцать серебреников?
- Целы, Таичка.
- Ах, целы? Ну, берегите, берегите ваши тридцать серебреников! - и
хохотала, вертя перед зеркалом свое желтое лицо с присохшими к деснам
губами. Что-то обезьянье появилось в ней, вертлявое, нервно-раздраженное,
остромигающее; и подбородок выдвинулся от худобы тупо и зло, и приподнялись
костлявые плечи. Из окна комнаты видна была лесистая дорога на станцию, и,
как очарованная, не сводила глаз Елена Дмитриевна с удалявшейся дочери, с ее
несчастной и непримиримой спины. Уже точкой становилась эта спина в
отдалении, а все грозила и влекла к себе взоры.
Так проходили дни и недели, и все не брала денег Таисия, и стали эти
деньги чем-то вроде колдовства, частицею нечистой силы, попавшей в дом:
никуда от них нельзя было спрятаться, целый день колдовали они над головою
Елены Дмитриевны, сидели в ее мыслях. К ящику комода, где они лежали, стыдно
и страшно было подойти, как убийце, хотелось спрятать их под тюфяк или
зарыть в землю. А тут пропал и Михаил Михайлович: потом оказалось, что он
ездил по поручению банка в провинцию, но Елена Дмитриевна этого не знала.
Таисии спросить не осмеливалась и мучилась страшными догадками: что-то вроде
настоящих длинных мыслей появилось у нее. Точнее, это была одна мысль,
внушенная ей страховым объявлением, но такая длинная, словно клубок,
медленно распускающийся.
Наконец и во сне увидела Елена Дмитриевна свои тридцать серебреников, -