"Петер Андрушка. Избранное общество " - читать интересную книгу автора


Ворота во двор были не заперты. Зато дом Юлия Крчева старательно
замкнула. Яку б Калас обошел вокруг. Отсутствие женщины было ему на руку. По
крайней мере можно спокойно все осмотреть. Он остановился в конце двора, у
проволочной ограды, за которой начинался большой сад с длинными рядами
виноградника. Совиньон, дамские пальчики, вельтлинский зеленый, мускат
отто-нель. Даже бургундский синий и каберне. Беньямин Крч был в этом деле
дока, хоть их край и не относился к винодельческим. Каждый год Крч продавал
винным заводам огромное количество винограда, умел уложить полиэтиленовые
мешки так, что лежащие наверху образчики показывали максимальную
сахаристость. Умел ладить с заготовителями. И если ему давали самую высокую
цену, знал, как их отблагодарить. Стоит ли жалеть пять сотенных, когда
увозишь домой пятнадцать-двадцать тысяч? После продажи у него еще оставалось
достаточно винограда и на собственное вино. В его бочках всегда водилось не
менее трехсот-четырехсот литров. "Какой-нибудь литр в день, - говаривал
он, - норма для настоящего, умеющего пить мужчины". А Беньямин Крч пить
умел, правда - в прошлом. Яку б Калас помнил его уже завзятым посетителем
питейных заведений. Случалось - пил в долг. Стоило ему выпить бутылку
красного, как для него уже не существовало ни стыда, ни родного отца,
нередко кулаками или пинком напоминавшего, что сын порядочного хозяина может
пить, только пока у него что-то бренчит в кошельке. Пить в долг - это для
нищих и прочего отребья. "Так подкинь монету, папаня, и не будет никакого
позора", - бормотал Бене, хотя после такой неслыханно наглой просьбы получал
только новую затрещину. Щеки у него были здоровенные, багровые. Да, Беньямин
Крч был запойный пьяница, но как это связано с его смертью?
Якуб Калас недолюбливал Крча. Никогда они не были друзьями, скорее
наоборот. Росли вместе, в одной деревне - вот и все. У бывшего кулацкого
сынка и будущего члена крестьянского кооператива Беньямина Крча для
ровесника-мильтона всегда были в запасе одни насмешки. Якуб Калас - сам
человек простой - притерпелся к слабомыслию некоторых людей и не слишком
обращал внимание на тех, кто за его спиной злословил. Не волновало его и
отношение к нему Крча.
После тяжелой ночи голова еще гудела, но он заставил себя
сосредоточиться. Не мог иначе. Тоска по работе, по возможности употребить
свои силы на какое-то полезное дело оказалась сильнее усталости, сильнее
опасений, что он выставит себя на посмешище. Да и, в конце концов, кому и с
какой стати над ним насмехаться?
Калас сделал в блокноте несколько пометок. Занес в него обоих соседей,
хотя поначалу не придавал своим записям значения. Соседей слева, от которых
Юлия в тот вечер вызывала милицию, он знал хорошо, вернее, почти хорошо:
муж - пенсионер, в прошлом работник госхоза, жена и сейчас еще порой
трудится в поле, когда подвернется сезонная работа, дочь устроилась на
железной дороге где-то в Северной Чехии, говорят - в Дечине, сын, блуждая по
свету, добрался чуть ли не до Австралии. Судя по письмам, которые тот
регулярно, раз в год, посылает родителям, живет он в Мельбурне. Мать за те
годы, как он сбежал из Чехословакии, навоображала себе кучу вариантов его
возвращения, даже телефон себе провела - а вдруг он позвонит с аэродрома или
из какого-нибудь югославского, а то и польского порта. Она ждала возвращения
сына на каждое рождество, на каждый Новый год или хотя бы на храмовый
праздник, когда к семейному столу собираются все ненасытные рты, бегала по