"Андрей Аникин. Друг, который мог быть (Повесть)" - читать интересную книгу автора

бульвару. Это будет обоим приятно и полезно. Да и тебе не мешает
воздухом подышать, а то ты, наверное, как крот сидишь по ночам и
занимаешься. Напиши, как твои пирофилиты* и другие работы. Не
простуживайся. Ходи с поднятым воротником, хотя ты этого и не любишь,
а то продует...
_______________
* Мишин отец разрабатывал новые виды стройматериалов.

Ах, сыновья! Заменит ли матери сына концерт, бульвар и даже собачка?
Но так было и будет: сыновья уходят, а матери ждут. Счастливы матери и
отцы, которые получают от сына такие письма.
Занятия, уроки, театр три раза в месяц. Миша все больше любит этот
строгий мужественный город. Был, конечно, в Эрмитаже. Хотелось бы еще, но
пока не позволяет себе.
Встает в семь часов (еще совсем темно), завтракает и трамваем на
Васильевский остров. Там техникум. Домой приезжает не раньше пяти, а то и
в шесть. Поел - и за уроки до одиннадцати, двенадцати. Так шесть дней в
неделю. Зато в воскресенье, успокаивает Миша родителей, он совсем
отдыхает. Иногда только черчение делать приходится.
Наконец зимние каникулы, и он едет домой. Дорогу от метро до дома
бежит бегом. В груди что-то сладко и тревожно замирает. Вот знакомая до
последней царапины дверь, за дверью визжит узнавшая его собачонка Рыжка...
Мама... Отец, как всегда сдержанный, суровый, в знакомых с ползункового
возраста старомодных бурках: не терпит, когда мерзнут ноги.
Его столик, рисунки и тетради. Все это уже кажется детством. Теперь
он взрослый. Но почему-то удивительно приятно повозиться с большим
плюшевым медведем, он как старый испытанный друг.
Друзья-приятели. Самый близкий друг Юра, с которым можно говорить
абсолютно обо всем. Только, пожалуй, не о Гале. То есть о Гале вообще-то
можно говорить и с ним, и с мамой, но не все. Что-то есть такое, что знают
только они, Галя и он. А может быть, ничего и нет?
О том, как они встретятся с Галей, он много думал. А вышло все совсем
не так, даже обидно как-то. "Ой, Мишка, - сказала она, когда он снял
пальто у них в прихожей, - а я думала, ты в форме придешь!" Галина мать,
Ирина Тимофеевна, засмеялась, а он смешался. Синий китель с форменными
пуговицами мать заставила снять, чтобы вывести пятна, а взамен дала
школьную курточку, из которой неуклюже торчали руки, вдруг оказавшиеся
очень большими.
Галя показалась ему такой хорошенькой, что даже сердце защемило.
Определенно, в Ленинграде таких девочек нет. Пошли в кино на "Музыкальную
историю", потом к Мише, потом на каток.
- Мне Галя нравилась, - рассказывает Мария Сергеевна. - И все же я
Мишу к ней ревновала. Сама себя стыдила, а сделать ничего не могла.
Приехал на десять дней, а все с ней да с ней. На самом-то деле он не так
уж много времени с ней проводил, но мне так казалось. Помню, пошли мы с
ним в последний вечер в театр. Миша в антракте говорит: "Мамочка, ты
извини, я пойду по телефону позвоню". А кому позвонит, не сказал даже. Я
сухо отвечаю: ну что же, если тебе очень нужно, то позвони. Он сразу
почувствовал и говорит так укоризненно: "Мамочка, ну ты же знаешь, я к
тебе совсем особенно отношусь..." Чуткий он был. А Галя ко мне потом часто