"Габриэле д'Аннунцио. Перевозчик " - читать интересную книгу автора

Она жила в деревенском домике, окруженном большим фруктовым садом.
Цвели деревья, стояла весна. В перерывах между приступами страха и черной
тоски ей выпадали часы несказанного блаженства. Долгие часы проводила она,
сидя в тени деревьев, погруженная в странное забытье, и время от времени
неясное еще ощущение материнства преисполняло глубочайшим трепетом все ее
существо. Цветы вокруг нее источали острое благоухание, легкая тошнота
подступала ей к горлу, и все тело ее изнемогало в бесконечной истоме.
Незабываемые дни!
Когда же подошел торжественный час, к ней приехал долгожданный друг.
Бедная женщина сильно мучилась. Он стоял тут же, бледный и почти без слов,
то и дело целовал ей руки. Она родила ночью. Во время схваток громко
кричала, судорожно хватаясь за кровать, думая, что умирает. Первый плач
ребенка потряс ее до глубины души. Лежа на спине и слегка запрокинув голову
за подушки, вся белая, не в силах произнести ни слова, поднять век, она
слабо шевелила бескровными руками, как иногда умирающие простирают руки к
свету.
На следующий день она все время держала ребенка при себе, на своей
кровати, под своим одеялом. Это было слабенькое, хрупкое существо с
красноватым тельцем, дрожавшее мелкой беспрерывной дрожью: оно жило,
конечно, - но жизнью, еще не принявшей четких человеческих форм. Слегка
припухшие глаза были закрыты, слабый, хриплый плач напоминал тихое мяуканье.
Но мать охвачена была восторгом: она ненасытно глядела на ребенка,
трогала его, наклонялась к нему, чтобы ощутить на шее его дыхание. В окно
вливался золотистый рассеянный свет, виднелись созревшие нивы Прованса.
День, казалось, был осенен благодатью. В неподвижном воздухе слышалось пение
жнецов.
Потом ребенка у нее взяли, унесли, скрыли неизвестно где. С тех пор она
его не видела. Она возвратилась домой и стала жить с мужем, как живет
большинство женщин, и никакие другие события не нарушали мирного течения
этой жизни. Других детей у нее не было.
Но в душе ее навсегда сохранилась память о ребенке, сохранилось
идеализирующее обожание этого существа, которого она с тех пор никогда не
видела, о котором не знала ничего - даже где оно теперь находится. Однако
мысль о нем не угасала. Она вспоминала малейшие подробности пережитого в те
дни. Ясно видела перед собой ту местность, деревья, окружавшие дом, линию
холма, замыкавшую горизонт, цвет и рисунок покрывала на постели, пятно на
потолке комнаты, расписной подносик, на котором ей подавали стаканы, - все,
все, и так отчетливо, так подробно. Призраки этого далекого прошлого
поминутно оживали в ее памяти, просто так, беспорядочно, бессвязно, словно
во сне. Она ясно, как живые, различала проносящиеся перед нею лица людей,
которых она там видела, все их движения, каждый незначительный жест, их
выражение, их взгляды. Ей казалось, что в ушах ее еще звенит плач ребенка,
что она касается его тоненьких, слабеньких розовых ручонок - единственного,
может быть, во всем его теле, что вполне сформировалось: в уменьшенном виде
это уже были руки человека, с почти незаметной сетью жилок, с тончайшими
складочками на суставах и прозрачными нежными ноготками, едва-едва
лиловатыми. О, эти ручки! С каким невыразимым трепетом думала мать об их
бессознательной ласке! Как она ощущала их запах, такой странный,
напоминавший запах молодых, едва оперившихся голубей! Так, замкнутая в этом
особом внутреннем мире, с каждым днем все более становившемся неким подобием