"Пирс Энтони. Хтон" - читать интересную книгу автора

месте?" Неужели придется везти ее в больницу?
Его страсть умерла, убитая преступлением. Глаза уставились на тусклый
узор ветвей кустарника в звездном небе - таком же холодном, как сжимавший
его сердце страх. "Что я наделал... что... ей всего тринадцать лет!"
Рука Любы коснулась его:
- Атон?
Он приподнялся:
- Клянусь, я не хотел...
- Что с тобой? - спросила она, поворачиваясь и всматриваясь в его
лицо.
Разве она не _з_н_а_л_а_?
- Кровь. Там кровь.
Она уставилась на него:
- Кровь? О чем ты говоришь?
- Там... между... я ее почувствовал. Я не хотел...
- Ты с ума сошел! - внезапно она хихикнула. - _К_р_о_в_ь_? Ты никогда
раньше этого не делал?
Атон поднял голову и обнаружил ее жаркие груди у себя под
подбородком.
- Раньше?
- Ты ничего не знаешь! - воскликнула она - беспечное дитя,
вознесшееся над пробуждающейся женщиной. - В самом деле, не знаешь? Ну и
ну! А я думала, ты совсем большой мальчик.
Атон съежился от яростного стыда, не в силах сказать ни слова.
Внезапно Люба вновь стала женщиной.
- Извини, Атон. Конечно, многое тебе неизвестно. Я покажу тебе,
как...
Но он уже полз от нее на четвереньках и, едва выбрался наружу, под
ночное небо, ринулся прочь, потрясенный и смущенный.



ТРИ

Атон превратился в статного, самоуверенного на вид молодого человека
двадцати лет. Он никому не сообщал о своих планах; на Хвее само собой
разумелось, что отпрыск высокородной Династии будет возделывать поля отца.
Наконец, его призвали, что, как он знал, рано или поздно должно было
произойти.
Гостиная в доме Аврелия была просторной и уютной. Внушительное
деревянное кресло с прямой спинкой, почти трон, возвышалось в углу
напротив входа; взгляд вошедшего упирался в эту зловещую реликвию. У
дальней стены стоял обитый плюшем диван, но пользовались им редко. На
стене над диваном висела цветная фотография симпатичной молодой женщины
Долорес Десятая, умершая двадцать с лишним лет тому назад при родах. Атон
не мог смотреть на эту фотографию без чувства глубокой и болезненной вины,
смешанной с совсем другим чувством, которое не находил точного имени.
Аврелий Пятый был стар: намного ближе к смерти, чем требовал его
возраст. Будь он здоров, он оставался бы сильным мужчиной,
целеустремленным и решительным, способным прожить еще лет пятьдесят; но он