"Анна Арнольдовна Антоновская. Жертва (Великий Моурави, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

подставил под горячее солнце дрожащие руки, посмотрел на голубое небо,
скользнул взглядом по мозаичным куполам мечети, позолоченным конусам
минаретов, мраморным чашам бань и равнодушно отвернулся.
Эти ханские причуды лежали по ту сторону его жизни. Другое занимало
Гассана: сколько времени пройдет, пока наполненный нечистотами ров,
затвердев, превратится в улицу. Тогда ему, Гассану, не придется кружить,
добираясь к Исмаилу, чей высокий глинобитный забор обрывается как раз у рва
напротив. А кружить с каждым годом становится все труднее.
А не ходить часто к старому Исмаилу старый Гассан, конечно, не может.
Кроме долголетней дружбы, Исмаил его притягивал необычайностью судьбы.
Влачивший жалкое существование одряхлевшего каменщика, Исмаил сейчас
вместо темной лачуги владеет отдельным домиком, утопающим в душистом садике,
мягкой тахтой с ковром и прохладным подвалом, где хранится еда.
А какое угощение подает добрый Исмаил! Жирный люля-кебаб, в изобилии
холодную воду и мазандеранскую дыню.
Гассан с наслаждением втянул в себя воздух.
Это Керим, внук Исмаила, предоставил деду сладкую старость. Конечно,
только при помощи колдовства зеленого дервиша Керим мог превратиться из
нищего каменщика в богатого оруженосца Али-Баиндур-хана, из серого
придорожного камня - в ласкающую взор бирюзу.
Мечтательно вздохнув, Гассан подставил длинную бороду под обжигающие
лучи исфаханского солнца.
Он было предался воспоминаниям о последней встрече с добрым Керимом,
радушно угощавшим его шербетом и рассказами о майданах, куда заводил богатый
караван с товаром жадного Али-Баиндура.
Гассан улыбнулся, вспомнив снисходительные расспросы Керима о его
хозяине ага Хосро, о посещениях таинственного монаха, после ухода которого у
Хосро появлялся кисет с монетами и веселое настроение... Но эти
замечательные воспоминания оборвал раздражительный окрик:
- Гассан, ты сегодня соизволишь сойти с благоухающего трона или ждешь
дружеского толчка для полета к шайтану на ужин?
Старик испуганно оглянулся, подпрыгивая, соскользнул вниз и юркнул в
ветхую дверь; волочившийся за ним на веревке чан звонко стукался о камни.
Посредине дворика, поросшего сорной травой, стоял коренастый молодой
грузин с надменным ртом и узкими, прищуренными глазами. Брезгливо плюнув, он
резко повернулся и поспешил под единственное в дворике дерево - дикий
каштан.
Ага Хосро, как звал его Гассан, сбросил со скамьи потертое сафьяновое
седло и сердито опустился на грубое сиденье, покрытое потрепанным ковриком.
Его скучающий взор остановился на распахнутых дверях. Еще недавно черный
скакун оживлял веселым ржанием сарайчик.
И вот единственная радость Хосро продана по вине монаха. Проклятый,
опять запоздал с кисетом!
"Нет коня - нет человека", - терзался Хосро. Уже четыре недели он не
покидает мышиной норы, ибо появление пешим унизит его достоинство, и,
пожалуй, обитатели пыльной улицы приравняют благородного грузина к своему
жалкому сословию. И потом, что за обед подает этот высохший Гассан?
Обглоданные кости старого барана, черный лаваш и тепловатую воду! Где
мазандеранская дыня, или жирный люля-кебаб, или ледяная вода в изобилии,
которую Гассан каждый день ему обещает?