"Анна Арнольдовна Антоновская. Базалетский бой (Великий Моурави, Книга пятая)" - читать интересную книгу автора

непоправимом, уже содеянном стихией.
Взлетевшая на вершину тропа круто обрывалась над бездной. И казалось, в
эту бездну хотелось всаднику сбросить непомерную тяжесть, сдавившую грудь,
рассеять, как туман, тяжелые думы, ибо жизнь есть жизнь, и нет пощады тому,
кто остановится хоть на миг: несущиеся следом не преминут сбросить,
растоптать, обогнать! Лишь раскатом грома пронесется по ущелью безудержный
хохот.
А разве судьба не впрягла в свою гремящую колесницу один белый день и
одну черную ночь? И разве не ждет несказанная удача того, кто сумеет
схватить под уздцы день, а бездонная печаль - того, кого настигнет ночь?
Никто так, как Георгий Саакадзе, не знал, сколько неожиданностей таит в
себе необузданный день и как опасна подстерегающая неудачника ночь. Так
почему же он, прозванный "Великим", позволяет одной и той же неисполнимой
мысли преследовать его на кручах жизни, не давая ни остановиться ночью, ни
мчаться за необузданным днем? Почему не противится тому, что затемняет тропу
к истине? Почему не свернет с заезженной дороги на новый подъем?
Войско! Войско! Где взять войско! Не следует ли изыскать новые пути,
ибо в пройденных нет уже пользы...
А что нового в мечущихся князьях, которые подобны волнам, то набегающим
на берег, то откатывающимся в бурлящую пучину? И все же другого исхода нет -
войско у князей. Придется еще раз повторить уже неоднократно проделанное:
угрозой или лестью выудить у князей войско.
Но с помощью какого сатаны можно убедить духовенство, что только щит и
меч преградят путь врагам?
И разве это сказано впервые?
Недоумевали в Метехи: почему Саакадзе не покоряется? Разве царь
примирится со своевольным? В чем черпает силу Моурави?
"В чем? - всюду гремел голос Георгия Саакадзе. - В народе! Народ
непобедим! Можно разграбить ценности, истребить войско, угнать жителей в
плен, можно разрушить страну, но нельзя потушить огонь очагов. Это
незыблемо! Ибо воля народа к жизни неугасима!"
Недоумевал и Хосро-мирза: почему Зураб, не связанный, как он и Иса-хан,
перемирием шаха с султаном, не нападет на Саакадзе в Бенари? Видит властелин
ада, князья ему в этом помогли бы! Иса-хан думал иначе. По его мнению,
князья стоят на распутье и машут руками, словно аисты крыльями, и трудно
понять - приветствуя или угрожая.
А время вновь задержало бег и, то скидывая с себя голубые одежды,
пронизанные изменчивыми лучами, то одеваясь в тучи, то в белые пушинки, то
звеня звездами, как монетами, топталось на месте. Алчное к золоту, подобно
продажной женщине, оно выжидало, кто дороже заплатит.
Зураб не недоумевал, он свирепел, ибо сколько ни сзывал князей на войну
с Саакадзе, сколько ни угрожал, они не шли на риск. Зураб свирепел, но
усмехался Саакадзе... Хищник, к счастью, не понимает, что для того, чтоб
подчинить владетелей, не менее, чем он сам, строптивых, необходима особая
игра: не скупясь, уступать в мелочах, потворствовать княжеской спеси,
поддерживать мнение об их значимости, зная, что значимость - мнимая, и
неуклонно гнуть в сторону интересов царства...
Зураб угрожал, а князья недоумевали: почему сами должны подкладывать
хворост под свои замки? Почему, обладая несметным войском, Хосро-мирза и
Иса-хан заперлись в Метехи?