"Сергей Антонов. Васька " - читать интересную книгу автора

командировках, а жена его, Лидия Яковлевна, пекла пирожки с луком, ходила с
гостинцами к брату и брала с собой Митю. Брат ее был профессор. В его
кабинете висела надутая, словно футбольный мяч, японская рыбина. Митя и не
заметил, как очутился под покровительством дочери профессора, крайне
принципиальной Таты. Она лихо опровергла библейские чудеса, рассуждала о
бесконечности Вселенной и велела Мите читать "Анну Каренину" по главе в
день. Иногда Митю раздражало ее самоуверенное упорство, и они ненадолго
ссорились.
Так прошли полгода, самые счастливые в его жизни. Он бегал на рабфак,
гулял с Татой, а по выходным увязывался с Лидией Яковлевной на рынок. Все
оборвалось после того, как журналист привез из командировки очередного
пацана-самородка. В первый же день новый обитатель Рыкунова переулка
подрался с Митей. И хотя Митя был не виноват, Лидия Яковлевна взяла на рынок
не его, а пацана. Ночью Митя вылез в окно и ушел от журналиста навеки.
Долговязый парень Шарапов устроил его в мастерскую при кладбище, на
отеску надгробных плит. Друзья не брезговали и другой работой: долбить зимой
могилы, закапывать покойников, подряжались сторожить венки. Шарапов
несколько напоминал шекспировского могильщика и обожал прощаться с
родственниками только что закопанного покойника многозначительным:
- До скорого свидания!
Митя тоже любил пошутить. На этой почве они сошлись, хотя Шарапову было
двадцать пять лет, а Мите шестнадцать. В свободные вечера забредали они в
безлюдный переулок и начинали забавляться. В ту пору в Москве расплодилось
много пугливых. Особенно быстро и, можно даже сказать, охотно пугался
товарищ, проверенный на хозяйственной работе. Стоило к нему подойти с двух
сторон, уважаемый товарищ столбенел и по собственной инициативе отстегивал
часы или вытаскивал припрятанные от жены купюры.
Тут начиналось гала-представление.
"Никак нас с тобой за ширмачей посчитали?! - со слезой произносил
Шарапов. - Да что же это, граждане дорогие! На бульвар не выйти! Вкалываешь,
вкалываешь, кубатуру гонишь, а тебя за уркача признают. Кому ты деньги
суешь, троцкист недобитый? Думаешь, руки в мозолях, значит, не люди? Чего ты
мне свои червонцы суешь? Считаешь, государство меня не обеспечивает? А? Вона
что, запужался! Да какое ты, холера, имеешь право меня пужаться, когда я
член профкома с двумя благодарностями от покойников и ихних родственников!
Зажрался по ноздри, сука драная! Газуй куда шел, а то поздно будет!
Вредитель! Оппортунист!" - выкликал Шарапов вслед ошалевшему товарищу, а
Митя в полном восторге приседал от смеха.
По сведениям, которыми располагает автор, эти забавы были в высшей
степени невинны. Друзья не присваивали ни вещей, ни денег. Во всяком случае,
Митя не позволял себе брать ничего, и не только потому, что он положительный
персонаж повести, а еще и потому, что ему довольно быстро становилось жалко
малокровных ответработников.
Как-то на Чистопрудном приятели нагнали девушку. Девица была как
девица: мальчишечья ушанка набекрень, челка до бровей, стоячий воротничок до
носа. В кулачке портмоне, замкнутое на два шарика, и служебный пропуск.
Брови не крашены. Заочница какая-нибудь.
Читатель, вероятно, догадался, что это была Тата. Беда в том, что не
сразу догадался Митя.
К женщинам они обычно не приставали. Женщины не понимали юмора. Однако,