"Андрей Антипов. Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала " - читать интересную книгу автора

Чечню. Не берясь судить отказавшихся, хотелось сказать этому парню в студии:
"Заткнись. Что ты знаешь о тех, кто не отказался?"
Перебегаем дорогу. Идем вдоль лесочка. За каждым кустом чудится враг.
Наверное, это и есть страх. Трудно понять. Отмеряем километры. Каждый следит
за обстановкой и действиями идущего впереди. То присядем, то бросаемся в
снег плашмя, то опять бежим. Время от времени в воздух взлетают
осветительные ракеты. Прежде казалось, что они сгорают очень быстро, а
теперь горят и горят.
Вспоминаю слова командира, инструктировавшего нас перед выходом: "Если
видите, что вас не заметили, первыми не стрелять. Но помните: кто первый
выстрелит, тот и прав". "Стреляешь - глаза не закрывай. Не попади в своего.
Попала пуля - не орать. Никого не бросать".
"Не трусить! Нас самих боятся".
Ничего другого на ум не приходит. Нет вопросов ни о том, за что, ни о
том, почему я воюю (воюю же, черт меня возьми).
Не знаю, что в это время думал Михалыч. Но вряд ли он размышлял о войне
и мире, о смысле бытия. Перед выходом он заявил: "Все, хватит, последний раз
иду. Буду теперь дежурить на телефоне и печку топить". По тому, как
усмехались ребята, я решил, что говорит он об этом не первый раз. Они,
наверное, знали, что для их командира проще рисковать самому, чем ожидать,
как кончится рискованное дело, на которое уходят его люди. У печки бы он не
усидел.
Хорошо, если бы такой непоседливостью страдали все, кто властен
посылать людей на смерть.
Группа все ближе подходила к Грозному. Где-то в цепочке идет Дима. В
Грозном у него отец, мать и дед с бабушкой. "До последнего надеялись, что
все обойдется". Думал ли он, что придется с оружием освобождать родной
город. "Зато места здешние знаю хорошо. Вон там моя дача. Если что, выведу
всех". Он уверен, что среди боевиков его друзей-чеченцев нет: "Многие давно
уехали. Воевать они не будут". - "Кто же тогда стреляет?" - "Кое-кто,
конечно, есть. Но народ здесь жил богато. Им не до войны".
На память пришли разговоры с местными жителями, утверждавшими, что
воюют в основном приезжие бандиты, для кого Чечня была не столько родиной,
сколько местом, где они готовились к очередным преступлениям и отсиживались
после вылазок. "Дудаев даже по-чеченски не говорит. Всю жизнь в Прибалтике
прожил. Какая тут народная война? Какой "газават", если за него воюют все,
кому Бог в виде баксов представляется?"
Вряд ли все так просто. Но очень хочется верить, что не с чеченским
народом воюет Российская Армия.
Идем через поле. Офицеры просматривают его в приборы ночного видения.
Легли. За ходом времени не уследишь. Только холод напоминает, что лежим уже
долго. Тук-тук... Стучит сердце. Если накроют в чистом поле, то никому не
уйти. А мне цыганка нагадала долгую жизнь. Соврала, наверное.
Встаем. Голова цепочки поворачивается назад. Рядом встал Володя. До
этого он шел где-то впереди.
В машине, когда выезжали из Толстого-Юрта, я его спрашивал, почему он,
майор, только заместитель командира группы?
"Вообще-то у меня другая должность. Но как было не пойти, когда ребята
здесь воюют?"
Вот и думай после этого, за что и почему воюют эти ребята, рассуждай о