"Татьяна Апраксина, А.Н.Оуэн. Порождения ехиднины ("Pax Aureliana" #3)" - читать интересную книгу автора

уронил бы на пол, зафиксировал и спросил - какой недостаток воли мешает ему
встать. Но синьор Антонио был произведением искусства.
Очень яркий человек. Очень эргономичный. Безупречная инсталляция
аксессуарами и атрибутами по биологической оболочке, а внутри несколько
мощных процессоров и... что-то лишнее. Мухомор, бабочка или... саперная
лопатка. Та самая толика безумия и нелогичности, которая нужна картине или
поэме, чтобы преодолеть грань между поделкой и творением, как это объясняли
на лекциях по теории искусства. Слава усиленной программе: теперь можно
опознать таковое.
- Вот, слышите, - указал перстом в телевизор да Монтефельтро. -
Чистейшей воды эгоизм. Сделал для себя живую игрушку, сломал и зарыл.
Заметьте, зарыл - а не оставил там, где легко найти. И улики за собой
подчистил. А можно было бы, например, создавать мобайлы, да хоть из
анатомических манекенов. А попросить о помощи - остановить его в его
устремлениях, если уж самому трудно себя придержать и переориентировать -
еще проще, психиатры в этой стране все-таки есть. Но для этого нужно
произвести над собой небольшое, но такое неприятное для подобных людей
усилие... признать, что с тобой что-то не в порядке. Согласиться, что ты
перед кем-то за что-то отвечаешь. - Да Монтефельтро покачал головой. - На
самом деле, это все поправимо. Не так уж трудно научить людей следить за
собой, если начинать достаточно рано. Конечно, это не дело одного дня и еще
год-два назад такой проект никто бы не пропустил, но учитывая масштаб
нынешних перемен - кто заметит еще одну подвижку?
Репортаж закончился, начались столичные новости культуры.
- То есть, - переспросил Максим, - вы предлагаете с детства учить людей
подчинять инстинкты, чувства, эмоции, память и соображение воле, а волю -
цели?
- Ну разумеется, - обрадовался синьор Антонио. - Согласитесь, что вам
самому было бы куда легче, если бы до вас донесли эту простую истину еще в
детстве? Вы бы не потеряли столько времени. Обучать воле к добру, как
языкам, нужно с раннего возраста.
Мысль о том, что этот счастливый человек сравнительно недавно уже
спровоцировал одну революцию, Максима посетила. Но потом. А в тот момент он
только осознал, что стены помещения почему-то накренились в разные стороны,
окно выгнулось внутрь - и вообще геометрию нужно было срочно спасать.
- Я хочу знать, как вы ухитрились приложить это к себе!.. - Ах да. Я не
там. Я уже здесь. И нужно отвечать, благо, окончательно ясно - как.
- А мне прямо заявили, что все мои приключения продолжались до тех пор,
пока я не начал тренировать в себе волю к добру, - развел руками Максим. Еще
одно упущение: плечо нецензурно выбранилось.
Франческо тоже высказался - и был для романца на диво экспрессивен, но
родной язык Максима - совсем другое дело.
- Я вас понимаю... но убивать-то зачем? Дали бы раз-другой в орудие
насилия, то есть, в органы речи - и все.
- Я не хотел его убивать. Я хотел, чтобы его не было. - Господи, что
это я такое изрек?..
- Это ново. - Франческо замер, будто налетел на воздушную стену. - И
невозможно же... время - это условность, но материя-то делится, да? Куда вы
ее денете, чтобы сделать бывшее - небывшим? И еще точечно. Бред - даже хуже
того, что вы мне только что излагали.